я не буду извиняться
Когда облетает последний лепесток сакуры, исполняется год с момента появления в Штабе землянки.
Перед тем как ступить в Её покои, Эделаэн несколько раз придирчиво осматривает себя и всё равно не может успокоиться – она никак не привыкнет к особенности волноваться накануне важных событий, – и, с порога обезоруженная гостеприимной улыбкой, едва не забывает спросить разрешения зайти.
– У людей, кажется, принято поздравлять друг друга цветами, – говорит она, вынимая из-за спины шуршащий свёрток. – А настоящие ещё не распустились.
Лимонно-жёлтый цвет тюльпанов, пусть даже кропотливо сложенных из бумаги, сразу привлекает внимание Эвелейн – букет из оригами ей преподносят впервые, да и цветы в целом.
Девушка облегчённо выдыхает, когда Эвелейн с искренним восторгом на лице принимает подарок, готовившийся не одну ночь – мельком девушка замечает на подушечках пальцев Эд подживающие царапины от порезов, – и спешит спрятать руки обратно за спину.
– Отныне это будут мои любимые цветы.
Сердце начинает радостно колотиться, и рыжеволосая встряхивает длинной чёлкой, прикрывая ею покрасневшие кончики ушей.
– Послушай, год спустя ты ведь наверняка уже поняла? – несколько взволнованно вдруг выдаёт она, скользя по возлюбленной цепким взглядом своих необычных глаз. – Ну, кто для вас номер один?..
Эльфийка улыбается и ерошит волосы девушки.
—Это подарок для неё. Для Вашего номера один, - неожиданно выдаёт Эд, понимая, что дарить просто так цветы глупо, даже если получатель и является тайным предметом бессонницы.
Тошнота без предупреждения подступает прямо к горлу, заставляя эльфийку зажать себе рот и встрепенуться; в глазах резко темнеет, и девушка, схватившись рукой за воздух и чуть не упав, бежит в сторону уборных, не реагируя на встревоженные оклики.
Уже на месте её вырывает кровью, и от вида багровых разводов на плитке и собственной одежде девушка, не переставая кашлять, приходит в ужас: болезнь, о которой рассказывала землянка начиналась точно также, и являлась она губительной.
– Эделаэн, ты здесь? – взволнованно зовёт из-за дверей Эвелейн – наверное, побежала следом.
– Только не входи! – взмаливается та и сама содрогается от кашля во второй раз.
На ладонь падает сначала один продолговатый лепесток, потом второй, третий – насыщенно-жёлтый цвет разъедает глаза, – и, когда рыжеволосая узнаёт в них лепестки тюльпана, она перестаёт что-либо понимать.
– Кажется, я чем-то отравилась. – Она не видит иного выхода, кроме как солгать. – Иногда же такое со всеми случается?
По ту сторону слышится чужой вздох:
– Да, но я всё равно тебя осмотр-
- Нет, всё хорошо, не переживай.
- Я провожу тебя до медпункта, а там дам лекарства.
– Я дойду сама. Позже, – твёрдо заявляет Эд. – Об этом можешь не волноваться. Уходи.
Девушка скорее съест эти самые лепестки, чем признается Ей о случившемся, ведь знает, что долго Она волноваться не будет. Свет Её жизни заключается в другой.
— Эй, землянка, не хочешь устроить спарринг? — мысль о сражение появляется совершенно неожиданно в голове Эд, когда та видит Эрику возле библиотеки. - Ты ведь уже освободилась? Тебе уж точно нужно больше опыта в сражениях для защиты себя и окружающих, - в последнее слово путешественница вложила слишком много смысла. Она ведь прекрасно знает, что Та, о ком она переживает, может прекрасно позаботиться о себе. Но, раз уж Она выбрала себе свой Свет, то этот Свет должен быть Её достоин.
— Твой оружие ведь шпага? Бери её - я жду тебя возле вишни, — Эд холодно назначает место встречи и уходит. Ей самой следует взять свою шпагу и прийти на место встречи раньше. Если она опоздает на собственно назначенную встречу, то это заденет её гордость.
— Х..хорошо, - отвечает ей вслед Эрика и тоже направляется на подготовку.
Окружающее пространство заполняет беспорядочный лязг клинков. Хоть эльфийка и предпочитала дальний бой, но сейчас отдавалась полностью в это сражение.
– Начальник твоей Гвардии бы тобой гордился, – усмехается Эрика: она всё ещё воспринимает происходящее как обычную дружескую тренировку. Эд лишь усмехается: эта землянка проявляет дружелюбие даже в такой ситуации, по отношению к той, что сама всегда была холодна к девушке.
Рыжая скалится, и её удары становятся резче, быстрее, хаотичнее; на шум заглядывает Камерия, обиженно надувая щёки:
– Эй, вы двое! – прикрикивает она, грозно надвигаясь на сражающихся. – Почему вы не позвали меня на тренировку? Я бы не отка-
Лезвие входит в плоть на треть, и Эрика вскрикивает от боли, выпуская из рук меч. Камерия, не стесняясь в выражениях, подлетает к осевшей на пол Эрике и, стянув с себя перчатки, принимается раздирать их на лоскуты, чтобы перевязать кровоточащий бок – только в этот момент Эд наконец осознаёт, что натворила, и совсем не ощущает радости от победы. Лишь некое наслаждение, эйфорию, словно жизненная цель была достигнута.
Но, пелена нахлынувших эмоций спадает с её глаз окончательно, когда Эвелейн, ещё не отдышавшаяся от бега, подлетает к Камерии и Эрике. В этот момент Эделаэн, горько усмехаясь, понимая что её Свет прилетела слишком быстро на боль землянки. К ней бы Она так никогда не прилетел. И плевать было, что эльфийка просто выполняла свою работу.
– Ради всего святого, что здесь происходит?!
Эрика издаёт протяжный стон и теряет сознание от болевого шока; в руках Эд Эвелейн видит окровавленный клинок и впивает в девушку испепеляющим взглядом:
– Эделаэн, ты даже не представляешь как я не довольна тобой.
"А я недовольна твоим выбором."
Подумала девушка и понуривает голову: хорошая девушка не вспарывает соратнику живот из-за каких-то собственных склок, хорошая девушка от ревности не устраивает истерик, хорошая девушка не прячет у себя любимую пару перчаток своей возлюбленной, потерянные ею по невнимательности, во время стирки, и не засыпает с ними в обнимку, прижимая к сердцу.
– Камерия, срочно отнеси Эрику в медпункт! – распоряжается эльфийка и первой выбегает в сторону Штаба: – Я иду следом!
В суматохе о Эд как-то забывают, и она остаётся одна в опустевшем саду, в сердцах отшвыривая в сторону свою шпагу.
Горло внезапно пронзает настолько режущей болью, что девушка сворачивается в комок – её кровь смешивается с кровью Эрики, – и чуть ли не рвёт на себе волосы.
Когда спазм проходит, она немного приподнимается на локтях и вся покрывается мурашками: из мутно-красной лужи, рваным пятном растёкшейся по полу, на Эделаэн, словно издеваясь, вновь смотрят ярко-жёлтые лепестки тюльпана.
Путешественница ещё никогда не просыпалась с таким трудом: веки словно приклеили друг к другу, и открыть глаза у неё получается только с шестой попытки.
Солнце давно поднялось над горизонтом, однако комната утопает в полумраке.
Эд мало заботит: выгонят её из Штаба, посадят в темницу или же она отделается обычным выговором – у неё едва хватает сил повернуть голову вбок, чтобы не захлебнуться собственной кровью и не забить дыхательные пути злосчастными лепестками, – и почти не сопротивляется, когда сознание начинает медленно угасать.
Жизнь в Штабе продолжает идти своим чередом; за дверями то и дело раздаются шаги – торопливые и неспешные, шаркающие и чёткие, вялые и бодрые, – и, когда среди многообразия голосов Эд ясно различает Её, она протягивает руку, силясь позвать возлюбленную, но тут же замирает в нерешительности.
А была ли она любима хоть когда-то?
