Меня зовут Миша Расторопша.
И если ты будешь слушать - ты услышишь.

Потому открой уши свои и с глаз сними розовые очки.

Ибо буду я рассказывать тебе.

Расскажу, как Мико металась по миру.
Расскажу, почему у Карен одна половина волос розовая.
Расскажу где и как познакомились Эзарель и Эвелейн.
Расскажу откуда у Эвелейн такой цвет кожи.
Расскажу о Шайтан.
Расскажу из-за чего Хуан Хуа такая гуманистка.
Расскажу, почему обозлился Ланс.
Расскажу о других жителях Элдарии
Расскажу о том, кто сделал из Валькиона главу гвардии.
Расскажу о самой чистой любви Невры.
Я расскажу тебе сказку без сказки... Я расскажу о многом.

А ты слушай. Слушай внимательно, ибо больше тебе этого не расскажет никто.

Сядь в тишину, слушай тихий шёпот колючих кустов, слушай истории о реальной Элдарии.

Но, прошу тебя, сними с глаз своих эти розовые очки.

Фиолетовые кусты расскажут тебе всё, о чём ты их попросишь. Только сумей их выслушать.

Лисёнок

Название: Лисёнок.
Персонажи/Пейринги: Мико, ОМП, ОЖП
Жанр: ангст, харт/комфорт
Рейтинг: R
Размер: Мини
Содержание: Мико - член королевской семьи Северных Королевств Нефритового Края. Так благодаря чему или кому она оказалась в Главном Штабе?
Авторские предупреждения: насилие, ОМП, ОЖП, AU.
Статус: закончен.

     

Лисёнок

Лес укрывал от палящего солнца. Широкие листья бросали летящие тени на голову. Под плащом было жарко, но снимать его Мико не спешила — страх грыз нутро голодным зверем.

      Прячась в тени, Мико косо поглядывает на вереницу повозок впереди. Торговцы накормили и дали ночлег этой ночью, но она не знала, чем им отплатить. У нее ничего нет. Ничего и никого.

      Совсем одна.

      Город Инари со своими дворцовыми сводами из стекла и золота остался где-то за спиной. И маленькая кицунэ остаётся одна посреди огромного мира. Одна посреди всего Нефритового Края. Одна каждый день. Та, которую нигде и никто не ждёт. Бездомная маленькая девочка без настоящего.

      Мико поднимает голову, чуть приподнимая под капюшоном уши. На ветке над её головой весело щебечет Цумэ — ошибка её королевской семьи.

      Серая птица с кольцом черных перьев на шее опускается на плечо девочки, веером растопырив перья хвоста.

      Наследникам королевской семьи дарят этих птиц, привезенных с Земли, как знак высшего происхождения. Для Мико Цумэ привезли ещё до её рождения. И этой оплошности семьи она была рада.

      Иначе бы после выяснения того, что у принцессы не хватает хвостов, Мико бы никогда не встретилась с этой странной птицей цвета пыльного белого камня и с кольцом черных перьев на шее.

В следующем городе Мико пришлось попрошайничать. Сидя у входа в храм, она пыталась спрятать хвосты и уши за тем же плащом. Его грязный подол бил её по обнаженным ногам, оставляя синяки дороги — грязные, расплывчатые следы из пыли.

      Её клонило в сон. Положенные на колени руки ладонями вверх дрожали от усталости. Но нельзя было их убирать. Нельзя.

      Веки намазали свинцом. Тяжёлые, они закрывались. Картинка перед глазами поддергивалась туманом и слезой усталости. Голова то и дело падала на грудь, но от этого резкого движения изгнанная принцесса просыпалась.

      Нельзя спать…

      Ноги прохожих мелькают перед ней. Единицы, десятки, сотни… Сколько ног… Сколько волшебных существ. Весь город прошел мимо неё, прошел, не заметив. Сколько их?..

      И жалости к маленькому ребенку — ни у кого.

      Нельзя спать…

      В какой-то момент руки её сложились, переплелись пальцами. А земля, на которую она упала, показалась такой мягкой… Такой уютной…

      Нельзя спать!..

      Она всё ещё видела чужие ноги. Проходили мимо, стремительно, по широкой дуге обходя её, делали вид, будто спешили, будто её нет, не обращали внимания.

      Не спать!..

      А она есть. Здесь, она здесь. На земле, закутавшись в жаркий грязный плащ, голодная и грязная, уставшая маленькая девочка десяти лет. Да, она такая — жалкая, ничтожная, ничего неумеющая, никому ненужная. Но это не значит, что её нет. Она есть. Есть. Посмотрите вниз, господа и дамы, посмотрите под ноги!.. Она здесь. И будет рада самой старой, самой расколотой монете маны.

      Не засыпай!..

      Ноги…

      Очень хочется есть.

      Так много ног…

      Не спи!..

      Посмотрите под ноги.

      Как брошенный на улицу ликлион с вывернутой лапой, брошенный умирает на мостовой, — ненужная. Сломанная.

      Неужели никому в целом мире нет дела до сломанной девочки?

      Не спать…

      Как призывно мяукают брошенные ликлионы, задыхаясь болью и обидой, так она смотрит на каждого.

      Либо пожалейте, либо добейте.

      Не засни!..

      Если пожалеете — она проживет чуть-чуть дольше.

      Если добьете — навсегда перестанет мучаться.

      И, лёжа на земле, под стеной богатого храма, она засыпает. И перед тем, как окончательно впасть в забытье, желает им всем, кто не верит, что она есть…

      …смерти.

      Равнодушные гады.

***

      На тракте её нагнал караван торговцев. Напросившись к ним, Мико обещает заботиться об их равистах и чокобо. Всю грязную тяжёлую работу. Бесплатно, только накормите…

      Торговцы соглашаются. У одной беременной женщины при виде Мико на глаза навернулись слезы.

      А кицунэ все равно на эти слезы. Плачьте — не плачьте… А её это не накормит и от приближающегося сезона дождей не спасет.

      Вечером запахло кровью.

      Бандиты на крупных трактах — не редкость. И тот вечер, когда караван был перерезан, а её, схваченную за волосы, кинули на землю, тоже не был в новинку в этом мире.

      Но был в новинку для неё.

      Уже никто не кричал. Только разношёрстная компания обчищала повозки и брошенные на землю тела. Пахло костром, готовившейся похлебкой и кровью. Мир стремительно задохнулся ночью.

      Россыпь звёзд над её головой равнодушно блестела, складываясь в сложные узоры созвездий — единственное, что этим проклятущим звёздам было интересно.

      Мико пыталась отползти назад, к дышащему жаром ей в спину огню. Было не так уж и страшно… Страшнее было, когда торговцы закричали, когда пытались убежать, но падали и там, на земле, испачкавшись в грязи, затихали. Когда ряды выкашивали, как колосья хлеба. И бандиты собирали дань, обмоченную в чужой невинной крови.

      Сколько жертв…

      Кицунэ подняла глаза. Сорванный с неё плащ валялся у ног бандита — какого-то полукровки… Она даже не могла точно определить одну из рас, смешанных в его крови, сочащейся из глубокого пореза на руке белым.

      Мико следила за этой рукой. Было не так уж и страшно…

      Безысходно? Определенно. Но не страшно.

      Рука с порезом внезапно потянулась к ремню порванных, истертых штанов. Сверху послышалась гадкая ухмылка.

      Ей все ещё не страшно.

      Цумэ молча нарезал круги над её головой. Его маленькое тельце, увязшее в черноте неба, скрывало размахом крыльев звёзды.

      Не бросил. Это единственное, что Мико может от него просить.

      Лишь бы его не подстрелили…

      Судьба Цумэ сейчас волнует её гораздо больше собственной.

      Мико зажмурилась. Поджала под себя хвосты — грязные обломки её позора. Прижала к голове уши.

      Падать ниже больше некуда.

      Топот копыт…

      Либо её не станет после этой ночи, либо оставят таким же жалким кусочком королевской жизни.

      Лязг металла…

      Мико резко открывает глаза. Фигура разбойника всё ещё стоит на ногах, но уже ничего никогда не увидит, не услышит, не учует, не скажет. Теперь ей страшно.

      Некогда живого бандита сплошь заливает красным. Когда он падает вперёд, Мико видит всё в красках и деталях, видит слабую пульсацию скоро затихнувшего сердца.

      Она подмечает каждую деталь на освящённой прахом догорающего огня поляне. Подмечает трёх равистов, бьющихся в каком-то раже сражения. И фигуру высокого молодого мужчины.

      Серебро меча в его руке блестит, каждая звезда ярким росчерком света отмечена на лезвии, огонь — красным заревом.

      Мико пятится. Поднимает глаза дальше, встречаясь взглядом с дикими желтыми огнями глаз воина.

      Они прожигают её насквозь. Прижигают к раскаленной земле. Страшные, дикие, залитые агонией всей жизни глаза.

      Она уже видела их. У каждого, кто прошел нить жизни гладиатора — такие глаза.

      Она пытается встать, но ноги — чёртовы предатели! — подгибаются. Цумэ с душераздирающим криком садится на её колено, разглядывая жестокое подобие волшебного существа с мазохистским любопытством.

      Вскоре шум битвы, окружающий их, стихает.

      Наступает ненормальная тишина.

      Гладиатор вытирает о поверженного врага меч. Убирает его в ножны с тихим шелестом. Вскоре к нему подбегают двое юношей. Один выглядит старше другого.

— Отец, нормально? — старший, с копной светло-каштановых волос, несёт в руке за волосы три круглых доказательства своей победы.

      Мико отворачивается. Её тошнит.

      Откуда?.. Откуда взялся этот страх?!

— Чего с ней? — другой голос. Мягкий, контрастирующий с этим кровавым безумством.
— Надругаться хотели. Гнильё, — говорящий с дикими жёлтыми глазами плюет на землю.

      Мико зажмуривается сильнее… Ужас грызет ей нутро, сдавливает сердце. Дыхание сбивается в тугой ком, застрявший в глотке.

      Цумэ спокойно разглядывает трёх воинов.

      В какой-то момент, когда её пытались закутать в плащ, ей удается вскинуть руки и, вереща, ударить обладателя ужасных жёлтых глаз по лицу. Паника, вызванная непонятным жестом, затуманила рассудок, раскалила сознание. Каждый жест, движение — инстинкт.

      И в тот же момент она замирает. Жар уходит, а в голову возвращаются мозги.

      Она его ударила. Теперь он ударит её.

      Мужчина замер, замерев так же в своей попытке укутать её в плащ. Его повёрнутая от удара рукой Мико голова гневно смотрела в сторону, раздув крылья крупного носа.

      Страх снова её обездвижил. Она всматривалась в его щеку, украшенную узором мелких шрамов. Ещё один, старый и глубокий - через бровь и глаз. Всё его лицо и руки - один шрам. И существование его - тоже шрам.

     Он гаргулья: у него каменная кожа с белыми прожилками мрамора, нити волос, собранные серебряной заколкой, белоснежные. У двоих его сыновей за его спиной та же самая гаргулья кровь.

      Мужчина вздохнул, и было видно, что он просто пытался успокоиться.

— И что это было? — он повернулся к ней лицом, устало опустив уголки рта и веки, — Пешком хочешь идти?

      Мико теряется. В горле что-то засело, не давая ей произнести ни одного слова.

— Пап, да она не в себе! — беловолосый мальчишка за его плечом склонился над Мико, вглядываясь ей в глаза.

      У него были потрясающие глаза цвета благородства.

— Хотя вроде бы адекватная, — задумчиво протянул он, разглядывая в ответ её глаза цвета страха.

      Из этих двух мальчишек он больше старшего походил на отца.

      «Отец» снова вздохнул, накинув замерший в руках плащ Мико на плечи. Она мелко вздрогнула, боясь пошевелиться.

      Потом её подняли.

— Рависта пригони, — сказал гладиатор, перекладывая Мико на руках поудобней.

      Цумэ всё ещё сидел на её ноге, раскачиваясь при движениях воина.

      Кицунэ смотрела ему в лицо. В черту сильного подбородка. И не могла понять, кто перед ней: кровожадный монстр или кто-то, кому приходится быть кровожадным монстром.

      Старший помог усадить её на рависта, и их отец сел за ней, пустив руки по бокам от неё, схватил повод фамильяра.

      В пути Мико вовсю вслушивалась в их разговор, сводящийся то к обсуждению награды за головы бандитов, то к тому, что они получат в трактире от Май, то к пошлым шуткам, от которых старший сын обязательно смеялся громче всех.

      Из-за облаков показался жёлтый бок луны.

      Цумэ раскачивался на холке рависта, спрятав голову под крыло. Мико сморило от качки. Прижавшись ухом к груди своего спасителя, и закутавшись в его плащ, она уже не боялась уснуть.

      Его сердце спокойно билось под её ухом. И это спокойствие передавалось и ей. И оно было опьяняющим. Не менее опьяняющим было и его тепло, и глубокий грубый голос, и резкие горячие движения, лишённые злобы.

      Она ещё никогда не была так спокойна…

      От него пахло дешёвым пойлом, табаком, женскими духами и пудрой. Она подумала, где он мог подцепить последние два запаха. Придумала. И от этой мысли улыбнулась.

      На грани сознания она шепотом назвала своё имя. Шепотом, словно бы это был самый большой секрет самой маленькой девочки. Ответ получила уже на грани сна:

«Я Дларег.»

***

    Впервые за действительно долгое время она смогла нормально поесть. В трактире, куда ночью привез её Дларег с сыновьями, было пусто. Только они с темной эльфийкой Май и несколько других постояльцев.

— Значит, так, — Май говорила почти шепотом, хитро прищуривая глаза и скрывая пол-лица за хитросплетением пальцев, — ты кицунэ, но все кицунэ в Инари. Что ты здесь делаешь, Мико, где твои родители?
— Меня… — едва проглотив большой кусок мяса, она постучала костяшками пальцев по грудине, — Меня изгнали из города. Месяца три назад…

    Май прищурилась ещё сильней. Значок Тени на её рубашке из лучшего шелка, купленная здесь же, в Северных Королевствах Нефритового Края, блестел в свете факелов фиолетовым камнем. Рядом с ней, положив голову на ладонь, сидя спал Дларег, крепко зажав кружку с пивом в свободной руке.

— За что изгнали? — никак не могла успокоиться теневая.
— Это тебе не в бочку пёр... — во сне невнятно пробормотал гаргулья, проснувшись на какую-то минуту. Раскрыть глаза у него так и не получилось. Он лег головой на стол, отодвинув кружку ближе к Май. Та со вздохом обречённости вылила содержимое на пол, а ему в руку вставила её уже пустой.
— Не обращай внимания, — махнула она рукой на гаргулью с белоснежными волосами и каменной кожей, — с этим Обсидианом всегда так.
— Обсидианом? — запихивая в рот кусок хлеба, спросила Мико, — Вы из Главного Штаба?

<tab>Май кивнула, и, не успела она рта раскрыть, как Мико схватила её за рукав.

— А можно к вам в Штаб? Я буду работать! Пожалуйста!

<tab>Словно бы через плотную завесу ночи на неё и Цумэ упал яркий четкий луч.

***

    Последняя ночёвка перед прибытием в Штаб была на холме. Цинатрис, старший сын, отдавший ей свой плащ для спального места, ушёл куда-то, сославшись на дела, хотя Мико никак не могла понять, какие дела могут быть на холме, огороженном со всех сторон рощей.

    Путешествие вместе с гвардейцами было ей только в радость. В радость было мучаться морской болезнью, когда они отплывали из Нефритового Края, в радость было качаться в седле за спиной Дларега или Элмагрона, в радость было делить с ними безвкусную похлёбку. Пусть она и не чувствовала себя нужной в их рядах, но чувствовала, что её не выгонят, что не смотрят на неё, как на жалкого уродца. Они видели в ней лишь ребенка, который понятия не имел, куда идти и к кому. Абсолютно точно она знала только одно — она нужна Цумэ — своему единственному другу, который не оставит её ни в час света, ни во тьме.

    Сейчас же, обнимая себя хвостами за ноги, Мико никак не могла уснуть. Завтра они попадут в Штаб… И что тогда? К кому ей идти? Её не выгонят, когда узнают, что она из королевской семьи? А если посчитают, что хвостов слишком мало? Она опять будет обречена на скитания? Или же можно напроситься на самую грязную работёнку?

    Десятки вопросов грызли её тревогой по рёбрам. От них хотелось убежать и зализать раны, но куда? Куда бежать от собственных мыслей?

    Дларег, спящий в метре от неё, громко вздохнул во сне.

    Вздрогнув от неожиданности звука, Мико покрепче вцепилась в плащ старшего сына своего спасителя. И, стелясь по земле, попыталась как можно тише подползти к гаргулье ближе. Она боялась разбудить чуткую Май, которая могла высмеять её за этот слабый и жалкий жест.

    Конечно же, эльфийка не стала бы смеяться над девочкой. Но Мико этого боялась. Почему-то сейчас ей было очень важно, чтобы никто этого не заметил.

    Оказавшись рядом с обсидианцем, кицунэ вдохнула терпкий запах дыма и табака. Сегодня от него не пахло выпивкой. Но она уже привыкла к этим жёстким, резким запахам, и каждый раз ассоциировала их с главой Обсидиана. И от этого чувствовала себя в безопасности. Да и через несколько лет, когда она будет чувствовать эти запахи, сознание будет подставлять ей картинку высокого, сильного мужчины, способного прогнать все её тревоги и страхи.

     Поэтому она никогда не могла заставить себя отчитать Валькиона, если на собрании от него несло перегаром.

    На простой вопрос «почему?» она дать ответа не сможет никогда.

    Резкий мускатный запах красного табака ей даже начал нравиться.

    Завернувшись в плащ покрепче, она легла на бок, повернувшись лицом к его спине. Внезапно неудобство сковало ей руки и ноги. Как она выглядит сейчас? Глупой девчонкой, которая жмётся к взрослому мужчине… Стыд залил лицо кровью, щёки горели… Она уже подумала о том, чтобы развернуться и ползти обратно.

    Но Дларег снова вздрогнул во сне. Потянулся и, перевернувшись на другой бок, открыл свои дьявольски-жёлтые глаза.

    Она ощущала, как яркие глаза цвета солнца буравят ей затылок.

    Прогонит.

    Высмеет.

    Вжав голову в плечи, кицунэ боялась пошевелиться, притворяясь спящей. Может, удастся все столкнуть на случайность? На лунатизм? Какого черта она вообще полезла к нему? Почему вообще ей так важно быть в его обществе?

    Чуть ли не плача от стыда, Мико заготавливала в голове всевозможные извинения, прокручивая, что он мог ей сказать и как стоило бы отвечать. Но жест, грубый и горячий, как и все немногочисленные жесты обсидианца, её остановил. А потом его голос:

- Спи, Лисёнок...

    Она физически почувствовала, как гаргулья закрыл глаза, положив ей руку на плечо. Погладив её по спине, — грубо, неумело, — он снова заснул.

    Зарывшись носом себе в пальцы, Мико наслаждалась ощущением его руки на своем плече. Она как будто…

    Дома.

    В семье.

    И перед тем, как заснуть, она никак не могла себе простить, что в первые минуты их первой встречи увидела в главе Обсидиана лишь чудовище.

***

— Йонуки!..
— Я бессилен перед судьбой, Дларег.
— Но ты мог хотя бы попытаться, чтоб тебя!
— Ты говоришь глупости.
— Да посмотри на неё! Посмотри!

    И баку смотрит. Мико выравнивает спину, сжимает губы. Рыжая девчонка за спиной Йонуки Казе брезгливо морщится. Она уже ненавидит Мико, презирает…

    Кем бы Мико не была, где бы Мико не была, её обязательно кто-нибудь возненавидит.

    Глава гвардий Эль вздыхает, его плечи резко опускаются.

— Она кицунэ, — говорит гаргулья, показывая на Мико пальцем, смотря в глаза своему начальнику с такой злобой, что Йонуки Казе в пору было бы умереть на месте, — а кицунэ — одни из сильнейших магов, Йонуки. Попробуй её, дай ей испытательный срок.
— А если она не справится? — баку шмыгает длинным носом, прикрывая глаза.
— Тогда вручи ей тряпку и ведро, пусть моет коридоры! — обсидианец срывается на крик. Горбится, словно бы пытаясь нависнуть над низкорослым Йонуки, напугать его, — Или прикажешь мне отвезти её обратно?! А, может, сразу сбросить со скалы?! Ну, давай! Я же не имею права тебя ослушаться, Йонуки Казе! — его голос сквозит ненавистью, сквозит какой-то густой зернистой смолой, которую Дларег сплевывает словами, чтобы не захлебнуться. Чтобы не захлебнуться собственной ненавистью к Казе.

    Мико дёргается. В глазах и носу щиплет. Только бы… Только бы не расплакаться…

    Он же этого не сделает?.. Не сделает?..

    От страха и непонимания ситуации хвосты начинают дрожать, сворачиваться в тугой клубок за спиной. Корнелия, первая ученица главы Света, прожигает её взглядом и гадко улыбается.

    Ей страшно… Мико страшно.

    Неосознанно, будто бы в желании спрятаться, защититься, кицунэ аккуратно хватает кончиками двух пальцев Дларега за длинный рукав. Невесомо, боясь, что оттолкнет, что вся показанная им ранее доброта в момент испарится, исчезнет… Как и доброта её родителей к ней.

    Он же не такой?

    Гаргулья не обращает на неё внимания, но Мико видит, как тот поигрывает желваками на своем лице.

    Заметил.

    Его лицо становится каменно-озлобленным, ненавидящим всё и всех. Он не смотрит на кицунэ, совершенно не обращает внимания. Как будто…

    Как будто её нет.

    Осознание этого западает в душу глубоким разочарованием, обидой. Наносит ещё одно чёрное пятно на неё. Самое яркое, глубокое, большое пятно на её душу.

— Дларег, — голос Йонуки предельно спокоен, и это раздражает ещё больше, — у меня уже есть ученица.

    Корнелия самодовольно улыбается.

— Ты сделаешь это, — гаргулья внезапно хмурится, отворачивается, будто готовится получить удар. Очень болезненный, очень тяжёлый удар.
— Почему?

    Обсидианец не отвечает. Вздыхая, он всё ещё не смотрит на девочку. Но стряхивает её руку. И Мико откровенно жалеет себя, что поверила ему…

    И в следующий момент всё происходит очень быстро. Слишком быстро, неестественно быстро.

    Дларег сгибается, словно ему на плечи положили что-то чертовски тяжёлое. Его лицо, закрытое гримасой раздражения и гнева, прочитать невозможно. Яркие отблески жёлтых глаз скачут по мраморному полу каплями солнечного света. Дотронешься — сгоришь.

    Йонуки впервые дал волю эмоциям, которые так старательно скрывал. Расширившиеся в приступе удивления глаза, запавшие глубоко в череп, мелькнули какой-то хитрой догадкой. Его сдержанный вздох, и Дларег победил в этой перепалке.

    Уперевшись коленями в мрамор пола зала с Кристаллом, гаргулья тихо ругал проклятущий Кристалл, Северные Королевства Нефритового Края, всех баку, и особенно родственников Йонуки Казе. Досталось и Мико.

— Я прошу от имени Обсидиана, — зло прошипел мужчина.

    Мир в глазах Мико собрался в какой-то причудливый, нечеткий, с размытыми границами калейдоскоп. Какие-то мысли, совершенно непонятные, мелькали перед глазами, обрывая и без того непрочную связь с миром.

    Он её не оставил.

— Ладно… — глава гвардии Света прочистил горло, махнув раскрытой ладонью вверх, и Дларег выпрямился, пряча дьявольские глаза, — Убедил… Мико, — баку повернулся к девочке, сложив руки на животе, — я дам тебе испытательный срок в три месяца, за который проверю, сможешь ли ты стать хранителем сердца Элдарии. Если ты его не пройдешь, то будешь распределена в гвардию и продолжишь свою службу на благо Эль. Ты согласна?

    Ответ был очевиден.

— Да… — кажется, на глазах проступили слезы. Или же она просто начинала терять сознание.

- Ну вас всех, - оскорблённый и униженный, Дларег спешит покинуть зал с Кристаллом.

    Мико очнулась только когда за ним скрипнула дверь.

- Простите, - её покачивает, она всё ещё не верит в происходящее, хочется даже ущипнуть себя, но яд глаз Корнелии прожигает её и не даёт сделать хоть что-то, что другие бы посчитали глупостью, - можно я...
- Конечно, иди.

    Она выскакивает за ним в коридор, ищет его глазами и лихорадочно соображает, куда ей можно ходить.

     Гаргулья ушёл недалеко.

    На дрожащих ногах она кидается вперёд, раскидывает руки и понимает, что за пеленой слёз перестаёт хоть что-нибудь видеть.

- Какого?.. - он не успевает ничего сказать, когда ему в спину прилетает что-то тёплое, рыдающее и живое, обхватывает его руками и всхлипывает в кожу дублета, - Мико, ты?

    Она кивает, что он не видит, но чувствует спиной. Мико пытается сдержать боль и усталость, рвущиеся наружу слезами и дрожью в коленках.

    Она дома...

- Спасибо, Дларег... Спасибо!..

    Сквозь слова грубого воина проступает улыбка:

- Прекращай рыдать, Лисёнок.

    Она точно дома.

   Проходящая мимо глава Теней Май едко бросает:

- Вот он, многодетный отец одиночка...
- Катись отсюда, эльфийская рожа!

«Подберите бродячего пса, о сиятельный мастер.
Я устал подаянья просить у обычных людей.
Я немного блохаст и не слишком породистой масти,
Но разборчив в хозяевах и без претензий в еде.

Я умею смотреть в глаза, я умею идти по следу,
Я стану беречь ваш дом от кошек и дураков.
Вы станете другом мне, единственным и последним,
А я буду гордо носить тяжесть новых оков.

Подберите мне новое имя, сиятельный мастер!
Я устал быть подобием тряпки в ногах у судьбы.
Я начну как бы новую жизнь, и отступят напасти,
Не беда, что сейчас мои ласки нелепо грубы.

Я умею просто любить, понимаю команду: «Рядом!»
Я отлично чую врагов, и зубы мои крепки.
Что стоит вам сделать шаг и вырвать меня из ада,
Не дав умереть к утру от голода и тоски?

Подарите мне право на небо, сиятельный мастер!..
Я мечтаю скользить над землей, не касаясь камней.
Я несу сквозь помойку и смерть мое право на счастье.
Протяните же руку и тихо скажите: «Ко мне!»

Я буду нужен и чист, я буду верен до гроба,
И солнце коснется меня, и скажет: «Не умирай!»
И боль уйдет навсегда, исчезнут шрамы и злоба,
А я получу надежду пробраться в собачий рай.»
— © Тэм Гринхилл — «Собачий Ангел».

Мальчишки

Название: Мальчишки.
Персонажи/Пейринги: Валькион, Ланс, Мико, Корнелия, ОМП, ОЖП
Жанр: Ангст
Рейтинг: R
Размер: Мини
Содержание: Двое брошенных детей в огромном мире, грозящемся их проглотить и пережевать. В своих скитаниях набредают на город, обещающий одному дом и защиту, а второму - рвотные позывы.
Авторские предупреждения: насилие, ОМП и ОЖП, AU
Статус: Закончен

Мальчишки

Сильный удар под дых, каменное колено впечатывается в податливый живот. Мальчишка отлетает на добрых два метра, разрывая песок арены на длинную борозду.

— Амали! — Дларег выравнивается, отворачиваясь от мальчика, — Пересмотри свой чертов тест ещё раз! Эти двое не могли оказаться в моей гвардии!

      Валькион на трибуне стискивает ограждение пальцами, смотря, как поднимающаяся спина Ланса очерчивает контуры его дыхания. Рваного, сбившегося. Его сердце болезненно сжимается и поднимается по пищеводу вверх, обжигая горло.

      Ланс поднимается на колени. И его начинает тошнить их скудным завтраком.

      Наблюдающий за этим Дларег смеётся над старшим драконом. Его смех весел и заразителен. И противен Валькиону.

— Тест верен, — фея дергает своими крыльями, отчего-то обожжёнными, напоминающими истлевшую бумагу. Краски её крыльев выцвели, как и некогда прекрасная кожа цвета свежего мха. Библиотекарша смотрит на мальчика, утирающегося рукавом. Руки Ланса дрожат, как под лихорадкой. И её губы тоже дрожат. Её слова отдаются слабостью и жалостью:
— Дларег… Хватит.
- Что-что-что?! — в пародийном веселье гаргулья играет плечами, забавляясь тем, как фея отводит глаза, — Амали, это Обсидиан. Здесь место воинам, а не нахлебникам и трусам. Я прошу тебя ещё раз: проверь тест, проведи повторный при необходимости. Я не могу допустить этих двоих полулюдков к нашей защите!

      Валькион слушает гаргулью внимательно, впитывает каждое слово, запоминает. И, хотя речь гвардейца становится для мальчишки обжигающей каплей хмеля, затуманивающей ему мозг, он впитывает эти капли, позволяя им одурманить себя.

      Он должен запомнить каждое слово… Ради себя и брата.

      Под конец он срывается с места, выбегает на поле, чувствуя, как песок грызёт ему ноги.

      Его одурманенный мозг толкает на правильные действия.

— Вальк, — Ланс встает, пошатываясь. Его все ещё тошнит, — Пошли отсюда.

      Он подбегает к брату, позволяя на себя опереться.

— Так-так-так… — тянет Дларег, беря со стойки деревянный меч и кидая его под ноги удаляющимся братьям, — Не трогай одного бекетта, если не хочешь иметь дело со всей стаей. Я так посмотрю, что вы оба жальче бекеттов.

      Зубы Ланса скрипят, что Валькион прекрасно слышит. Старший хватает меч, загребая пальцами песок.

      Три удара по лицу при постоянных уклонениях от удара мечом.

      Дларег был непобедим.

      Ланс снова падает, на спину. Еще недавно пришедший сюда мальчишка мог похвастаться белизной кожи.

      Теперь лицо его напоминает рассадник синих цветов.

      Валькион смотрит Лансу в затылок. И не может понять, кого он видит. Откуда эта одурманивающая юного дракона злоба, гнев? Почему Ланс так изменился?

— А ты чего стоишь? Отомсти за братца. Побей меня.

      Валькион поднимает голову, в солнечном ореоле он видит белоснежные волосы Дларега. И его глаза — два драгоценных камня, сияющих жизнью.

— Нет.
— Нет?

      Гаргулья наклоняет голову, пытаясь разглядеть что-то в глазах мальчишки. Щурится, отчего зрачок гаргульи расширяется.

      Валькион чувствует себя идиотом. Пятном на идеально-чистом зеркале.

— Амали…

      Тишина после слов Дларега продержалась слишком долгой.

— Отведи этих недоносков к Каруто.

      Тогда они еще не понимали, почему старая библиотекарша Амали так облегчённо улыбалась.

    Сатир накрошил им хлеба в тёплое молоко, несколько раз кинув ядовитую фразу о новом командире Ланса и Валькиона. Первый выглядел не просто побитым - пережёванным. Лицо распухало и синело, по подбородку текла кровь из разбитой губы. Настроение же его было не лучше.

     Внезапно в столовой оказалась девчонка.

     Пронеслась мимо них, старательно пытаясь сделать вид, что два новых лица ей не интересны. Получалось плохо.

     Валькион привлёк внимание брата, показал глазами вниз и похлопал себя по бедру, ближе к пояснице, намекая на четыре лисьих хвоста.

     Оба попытались сдержать смех. Получалось не лучше, чем у Мико - скрыть свой интерес.

- Каруто! - она зашла на кухню, зовя молодого повара, - Дай паёк!
- Щас! Собираю!

     Ланс приставил ладони себе к макушке, подёргал ими, словно ушами. Валькион от смеха прыснул молоком обратно в тарелку.

     Это уже заметила Мико. Прижала уши к затылку и переплела хвосты в клубок, прижав его к ногам. Взгляд спрятала в пол.

     Каруто вынес корзинку с чесночными булочками и бочонком пива. Отдал Мико со словами:
- Пусть только втроём пьют. Напомни Фромаксу и Цинатрису, что больше не дам.
- Хорошо, - девочка схватила тяжёлую корзинку. На натянутых, словно струны, руках понесла её к выходу, но около Ланса остановилась, поставив ношу на пол и взяв из неё булку.
- Чего тебе? - Ланс спрятал улыбку, едва-едва скрывая интерес к анатомии Мико.
- Я хотела извиниться за деда, - Мико протянула булочку к голодным глазам Ланса, - за то, что он побил тебя.

     Ланс без благодарной улыбки потянулся рукой за подачкой.

- Но я бы побила тебя ещё больше. Так что съем её сама, - кицунэ быстро ткнула острым концом чесночной булочки себе в губы и жадно откусила, с удовольствием смотря на нахмуренные брови Ланса и помрачневший взгляд. Его зависшая в воздухе рука, когда-то потянутая за хлебом, доставила кицунэ особое удовольствие.

    Валькион заржал.

- Заткнись, придурок... - старший брат отвернулся от Мико, взял в руки ложку и ещё более угрюмый и недовольный, принялся доедать.

    Мико решила, что на сегодня хватит издеваться над мальчишками.

    Зашедшая в столовую Корнелия остановила кицунэ на середине помещения.

    Первая ученица Йонуки осмотрела Мико голодным до ссоры взглядом, презрением и искривлёнными в насмешке губами. Казалось, что ей даже хотелось плюнуть в корзинку с пайком Дларега, двух его сыновей и самой Мико.

- Потащила своему спасителю подачку? - вейла цедила слова сквозь губы, своим детски телом не дала пройти Мико дальше, - Думаешь, откупишься за спасение своей жалкой жизни судьбой корзинконосца?

    Мико взглянула на неё смесью раздражения и злобы. Протянула через острые лисьи зубки:
- Иди ты Оракулу под хвост...
- Фу, и этими губами ты целуешь своего каменного упыря?

    Даже Оракул не знала, как же Мико хотелось, чтобы Корнелия отравилась собственным ядом.

- Слышишь, ты, - Ланс откинулся на стуле, смотря Корнелии прямо в горящие глаза, - Иди отсюда, куда тебе сказали. Жрать мешаешь.
- Заткнись, отродье людское, - вейла говорила с пренебрежением и ярко заметной гордостью от превосходства себя над тем, кто представился фейлином, - Скажи спасибо, что жив ещё, паразит людской.

    Мико нервно обернулась на дракона. В её глазах читалось смятение и непонимание, почему он заступился за неё. И это настолько обескуражило, что кицунэ забыла отвечать Корнелии колкость на колкость.

- Может, и людское, - Ланс поднялся, спрятал руки в карманы и подошёл к девочкам, встав рядом с Мико, - а люлей дать могу.

    Он был подозрительно спокоен. В отличии от Корнелии.

- Да что ты понимаешь! - рыжая вейла плевалась словами ему в лицо, - Эту хвостатую падлу Дларег в Штаб притащил, а она весь Обсидиан себе в хвосты загребла! И вас тоже!
- У неё под хвостами тепло и... Сытно.

    Мико залилась краской. Слова Ланса её обескуражили настолько, что она в них не увидела насмешки и в свою сторону. Девочка украдкой взглянула на него, спрятав этот свой неверящий взгляд за тёмными волосами. Ланс быстро метнул глаза цвета льда в её сторону, и так же быстро - в сторону Корнелии.

- Да и вообще, - дракон покачнулся, покатался с носка на пятку, навис над первой ученицей Йонуки и с гадкой ухмылкой процедил, - Катись отсюда, рыжая ты стерва.

    Корнелия взметнула рыжий водопад волос, гордо вскинула подбородок и, пнув корзинку, стоящую на полу, громко хлопнула входной дверью.

Мико постояла в молчании и смущении ещё минуту.

Потом резко и быстро, словно боясь передумать, достала две булочки: одну втиснула Лансу, вторую положила перед Валькионом.

И, подняв свою тяжёлую ношу, попыталась уйти как можно быстрее.

А Ланс ел с довольной улыбкой.

***

     Дларег стучит пальцем по столешнице из черного камня. Его взгляд в этот раз выносится легко. Но только потому, что дракон полностью уверен в своей правоте и правильности выбранного пути.

      Гаргулья прекращает пляску своих ногтей, проводя раскрытой ладонью по столу и сметая крошки своего недавнего обеда на пол.

      Валькион засмотрелся этим движением.

— Крыша в окончательной ссоре с головой, да?

      Голос главы обманчиво спокоен. Хотя обсидианец знает: еще мгновение и он получит трёпку. Валькион выравнивает плечи, скалой встречая препятствие. Он не боится. Но и драться не намерен. Не намерен спорить и оправдываться. Он молча убеждён в своей правоте.

      За это когда-то на арене Дларег его зауважал. Отличительная, самая яркая отличительная черта братьев. Ибо Ланс был готов идти на всё ради своей правды.

      Гаргулья играет желваками на своем лице, прикусывает себе щёки изнутри.

      Он в бешенстве.

      Дларег встает, опираясь раскрытыми ладонями о стол, нависает скалой над юным парнем.

      В его кошачьих глазах пляшет дьявольский огонь.

— Ты… — шипит глава, показывая два ряда жемчужных зубов, — Ты чертов эгоист… Ты хоть понимаешь, что Йонуки сделает мне? Сделает всему Обсидиану, если быть точнее!

      Валькион не меняется в лице.

— Так ты боишься его?

      Удар.

      Дракон опускает взгляд. Смотрит на сжатый кулак и узор трещин на камне столешницы. Потом снова встречается с вертикальным зрачком начальника.

— Три месяца, — шипит гаргулья, — три месяца ты будешь выгребать навоз из загонов чокобо.
— Я свободен?

      Казалось, глотку Дларега разрывали ругательства и проклятия.

— Свободен.

***

      Лопата была чертовски тяжелой. Особенно для того, кто только что вернулся с задания.

      К тому же чертово солнце он сегодня люто ненавидел.

— Всё? — из-за повозки, гружённой грязным сеном и навозом, выглянул мужик с козлиной бородой, — Загрузил?
— Загрузил, — отозвался обсидианец, проводя ладонью по коротким волосам.

      Мужик тронул запряженных чокобо, и повозка, разнося вонь и гнилую солому, тронулась по высыпанной крупным камнем дороге.

      Валькион сел на пень, вымывая руки и лицо в ведре с водой. Холодная вода помогала прийти в себя.

      Спину ломило.

— Ты смотритель?

      Обсидианец поднимает голову, встречаясь взглядом с васильковыми глазами.

      Перед ним эльфийка с кожей цвета бледной луны. И огромными васильковыми глазами.

      Валькион сглотнул и ему тут же стало стыдно за свой внешний вид.

— Я… Нет, я просто работаю, — он кивает на лопату и чует, как кругом воняет.

      Потрясающе…

      Небесное создание мило ему улыбается, чуть дергая эльфийскими ушами. На груди у нее брошь Абсента. Покрывший её щеки румянец кажется признаком неизлечимой болезни.

— А где смотритель, не знаешь? — её голос напоминает безоблачную высь и морскую пену.
— Он телегу угнал. Но сейчас вернётся.
— Понятно. Я подожду его здесь?

      Дракон молча поднимается с пня, уступая место аккуратной эльфийке в пышной юбке.

      Эльфийка приседает в коротком реверансе, улыбаясь скромно и сдержанно.

— Я Малин, помощница медсестёр, — её идеально ровная спина кажется Валькиону совершенной.
— Валькион, — он хочет подать ей руку, коснуться её пальчиков в простых кольцах-оберегах. Но боится спугнуть это лунное создание с кожей цвета болезненной луны.

      Через отмеченное пятью минутами их молчания время до них донесся скрип старых, несмазанных колёс.

      Стоило смотрителю подойти, как Малин спорхнула со своего места, отдавая ему бумажку с просьбой предоставить алхимикам ездовых животных.

      Валькион не хочет приниматься за свою работу, не хочет, чтобы она видела его таким, таким в этом месте и за этим занятием.

— Отрабатывает! — донеслось до его ушей голос смотрителя. Грубый и картавый. Валькион поднимает голову, встречаясь со встревоженным взглядом эльфийки.

      У неё волосы цвета древесной смолы.

      И цвет этот западает ему в память клеймом.

      Малин летящей походкой подходит к нему, виновато кусая губу.

— Тебе… — начинает она, снова заливаясь румянцем, — Тебе стоит их отрастить, — она водит пальчиком по своей шее вверх-вниз, — Интересно бы смотрелось.

      Валькион глупо ей улыбается.

      Да, длинные волосы смотрелись бы на нем лучше, чем короткие.

      Малин уходит, махнув ему на прощание. А Валькион впервые так проклинает Дларега.

      Особенно проклинает, когда эльфийка проходит мимо застывшего в калитке Ланса. Тот складывает руки на груди и поднимает бровь.

      Ни капли не насмешливо.

— Расскажешь, что натворил? — старший дракон берет из угла вторую лопату.
— Сделал задание наоборот.
— В смысле?
— Я просто был не согласен с заказчиком.
— Не согласен в каком ключе?
— В том, где обычно располагается совесть.

      Ланс смеется, убирая навоз, гнилую солому и грязь.

      Ему смешно. Он же не отбывает наказание, убирая навоз в телегу, когда рядом проходит предмет юной любви.

      Валькиону стыдно.

"По вереску путь на восток, на восток,
Из светлой легенды без скорби и слёз
Рождается песня в безумии строк.
Алый Дракон моё сердце унёс."
(с) Тэм Гринхилл - "Алый дракон"

Деревенские

Название: Деревенские.
Персонажи/Пейринги: Невра, Карен, ОМП, ОЖП
Жанр: Флафф, ангст
Рейтинг: R
Размер: Драббл
Содержание: Когда-то жизнь Невры и Карен была сладкой. А потом жизнь загнала их в Главный Штаб.
Авторские предупреждения: ОМП, ОЖП, AU.
Статус: закончен.

Деревенские

Солнце ласково гладит зелёные поля и наполняет серебряные грозди эльфийского винограда. Почва с большой долей песка скрепит под ногами, между пальцев ног и на зубах.

      У него руки в красном соке.

      Ягоды красили его губы в кровь. Ту самую кровь, которая составляла смысл его существования.

      Та самая жидкая жизнь. Её слабый концентрат.

      Вампир облизывает губы, сладко морщится, как довольный мяуликс. Солнце в зените не достаёт его через потолок из виноградных листьев, но бросает на лицо причудливые капли света, напоминающие лично ему ночные созвездия.

      Жизнь — сладкая штука!

— Невра!

      Вампир вскакивает с земли, его голова оказывается над морем из широких зелёный листьев. Он оглядывается в поисках владельца голоса. А владелец стоял там, на другом краю этого моря, прижимая к груди полную корзинку винограда. Встретившись глазами, они помахали друг другу руками.

      Невра помнит высокую стройную женщину с волосами цвета ночной грозы. Её длинное приталенное красное платье, очень простое, скромное. Но в нем она смотрелась богиней. Как к животу, обхваченному этим платьем, она прижимала плоскую широкую корзину без ручки, из желтоватых боков которой выглядывали спелые ягоды, обливающиеся собственным соком-кровью.

      Огромные виноградники деревни Ягут, на которых работала Ева после того, как её муж сбежал. Оставил её — самую красивую женщину округи, и двух своих детей: Невру и младшую Карен. И у обоих были угольно-черные волосы.

      Мало кто знал Карен такой. Пожалуй, только Невра и Ева.

      Невра откровенно бездельничал. Где-то недалеко Карен помогала матери. День медленно перевалился в вечер, когда он, довольный и сытый ягодами, из которых вскоре сделают лучшее вино Элдарии, шёл с семьёй домой.

      Летние вечера они проводили вместе. Делили пресный и скудный ужин — ещё один отголосок их бедности. А потом в их маленьком доме резко становилось тихо. Тушился свет, закрывались окна и запиралась дверь. И только в углу кухни, в самом дальнем, при свете дрожащего пламени сальной свечи, от которой нестерпимо воняло, Ева шила и штопола своим детям. Ночами, украдкой, чтобы они её не жалели, не помогали. Они дети… И по ночам должны спать.

      Даже Оракулу неведома та тяжесть, которую иногда обязаны выносить матери.

      Пусть оба вампира по происшествию многих лет будут помнить детство счастливым, раскрашенным в сочные дары лесов, виноградников и полей, пусть и лишенным отца, но с любящей матерью. Пусть будут помнить яркие праздники и гуляния, ночное небо, раскрашенное в яркие красные цвета резной бумаги, развивающихся на ветру воздушных змеев и огромные бочки с ягодами, которые они, закатав испачканные травой и землёй штаны, давили голыми ногами. Пусть будут помнить своё детство таким… И они действительно помнили.

      Хотя это всё — огромная ложь.

      Они не помнят нищенского голода только потому, что вдоволь наедались фруктов, овощей и ягод, которыми их подкармливали все соседи, любившие вампирских сорванцов. Они не помнят нищеты дома и разгром их иллюзорных богатств, потому что уходили оттуда с рассветом и возвращались затемно. Они не помнят поношенной, рваной и старой одежды, потому что Ева посвящала свои ночи шитью. Они не помнят замученной постоянной работой и бесплодными попытками прокормить семью мать. Потому что она не позволяла себе быть такой рядом с ними.

      И пусть сейчас Невра понимал, как тяжело ей было тогда… Но он не помнил ни её синяков под глазами, ни дрожавших от усталости рук, ни сломанного голоса, ни её боли и отчаяния.

      Ева не хотела, чтобы её дети запомнили её такой. И они помнили красивую женщину, вечно веселую, улыбающуюся… Любящую мать.

      Ева…

      Но однажды и они сами стали жертвой своей жизни. Жизнь эта внезапно стала охотником, а они — её жертвой.

      Вечером мяли виноград. Пока Ева готовила на кухне, Невра и Карен во дворе, невзирая на разницу в росте, танцевали в бочке. Закатанные выше колена штаны старшего брата и сжатая в кулаке юбка сестры, и они, положив свободные руки друг другу на плечи, танцуют, измазанные соком и запахом ягод, танцуют и смеются, потому что жить приятно и интересно. Стремительно стемнело.

      Внезапно с другого конца деревни послышались крики, небо окрасилось в дым и огонь, словно бы из здания собрания деревни вышло небольшое солнце.

      Вампиры остановились, переглянулись. Детская наивность не видела угрозы и не знала страха. И только Ева, выбежав и взглянув на искусственное зарево, закричала своим надломленным голосом:

— Бегите!

      Прошло слишком много времени, и для обоих резня в деревне Ягут стала зыбким воспоминанием в холодном тумане. Только помнили, как оба схватились за материнские руки и пытались бежать. Петляли между горевших домов и закрывали глаза, стоило где-то мелькнуть запаху крови. Вдыхали пепел и травились дымом, но Ева упорно бежала. И страх, гнавший её, как мелкого зверька, передался и Карен с Неврой.

      Их попытка побега кончилась, когда Ева с Карен закричали, упали на землю, и Невра четко увидел огромную кошачью лапу, поволокшую его мать за волосы по устланной дымом и пеплом земле. Поднял взгляд дальше и встретился с огромной черной гривой и оскалом желтоватых клыков под длинными тонкими усами. Мантикора.

      Не понимание страха толкнуло его вперёд, и он, пытаясь взять над врагом преимущество, выпустил клыки, быстрой тенью кинулся ему под руку и на языке почувствовал теплую пульсирующую кровь, отдающую кошатиной.

      В следующее мгновение, отпечатанное несколькими сильными ударами по голове и животу, отпечатанное отчаянным криком Евы, кровь на языке была уже не мантикоры. А его. Потом не было ничего.

    Длинные ряды связанных веревками существ. Набег работорговцев на Ягут остался незамеченным в ночи. Растоптанные виноградники красили землю с примесью песка в цвет своего сока. И оттого казалось, что она была залита кровью.

      Угнали не всех. Но как таковой деревни Ягут, центра виноделия, уже не существовало. Только маленький оплот оставшихся, выживших. И среди них повезло оказаться Еве с детьми.

      Когда Невра очнулся, у него адски болела голова. Картинка мира никак не становилась чёткой в его глазах. Не отказывал только слух.

      Мать кричала и плакала:

— Пожалуйста… Я Вас прошу… Ну неужели ничего нельзя сделать?!
— Магические повреждения лечатся только магией, мадам. Я бессилен.

      Ева резко замолчала, набрав воздуха в лёгкие. Ещё долгое время Невра ничего не слышал.

— Мадам… Я же сказал Вам, что ничем не могу помочь! Прошу Вас…
— Хоть что-то… Ну хоть что-то!
— Вашей дочери может помочь только специалист-медик. Желаю Вам удачи, и… Соболезную.

      Ещë несколько дней беспамятности, которые прошли для него, как недолгая дрëма. Очень тяжёлое состояние, когда болит голова и усталость сковывает все мышцы выше шеи болью. Ему так хотелось проснуться... И совсем ничего не получалось.

      В какой-то день он чувствует сквозь эту сонную пелену запах мокрой древесины, грязи и уходящей вдаль грозы. Чувствует, как мать гладит его по запястью, как тихо-тихо всхлипывает. Эти ощущения были настолько новыми после дней беспамятности, что он не сразу отличил их от надоевшего звона в ушах. Открыть глаза так и не смог - веки совершенно не слушались, но слушался язык.

- Мам...

      Невра перестал слышать её тихий плач и даже свистящее дыхание. Казалось, она резко исчезла. Только медленно сжимающиеся на его запястье материнские пальцы, как тиски, выдавали, что она всë ещё здесь, рядом...

- Мам... - он попытался сглотнуть накопившуюся слюну, но неловкие мышцы лишь сжали его горло, выдавив из него хрип, и так же отпустили.

- Невра!.. - зарыдав ещё громче, как раненный зверь, Ева кинулась ему на грудь, - Луноликий мой! Сынок! Невра!..

      Веки по прежнему не слушались, и только пальцы слабо, но в огромной надежде, сжали её локоть.

      Женщина что-то выла и скулила, совсем неразборчивое, совсем непонятное, внятно повторяла только его имя и имя дочери. И каждый раз, стоило ей вспомнить Карен, билась в агонии слëз и истерики.

      А Невра, медленно приходя в себя, всë сильнее и сильнее сжимал её локоть.

***

- Как... Так...

      Он пытается вздохнуть, но воздух застрял где-то в глотке.

      Она лежала перед ним бледная, с потрескавшимися губами, казалось, неживая.

- Не бывает так... - он шепчет полную чушь, и сам это прекрасно понимает.

      Берëт её за руку, из глаз начинают течь слëзы, которые он почему-то совсем не замечает.

- Сказали, - рыдает мать за его спиной, - что совсем ничего, совсем-совсем... Нельзя сделать!..

      Невра смотрит на Карен и не видит её дыхания.

      Деревня Ягут воскресала из обломков, из пепла и разбросанных щепок, восстанавливали виноградники, а сок, красивший землю в кровь, давно ушëл в недра.

      Всë снова живое.

      Кроме Карен.

      Еве с детьми разрешила остаться у себя в сарае одна сердобольная старушка. Стены сквозили, но зато крыша над головой была.

      Карен лежит на куче соломы, практически не дышит. Во время резни в неё попали проклятием. Медиков-магов, кто мог помочь, не было.

      Ева хватает Невру за плечи и отрывает от сестры, прижимает сына к груди, заставляя его перестать смотреть на умирающую девочку.

      Вампир ничего не чувствует. Только хочет ещё раз взять за руку Карен. Ещё раз... В руках матери выворачивается, протягивает руку к девочке. Ему стыдно, что мать обнимает его, но не обнимает Карен. Ему так стыдно за это... Именно поэтому ему необходимо взять её за руку, чтобы доказать, что её не забыли, не бросили. Что её тоже любят и считают живой. Но Ева перехватывает его ладонь и прижимает к себе. Слëзы капают ему на щеку.

      Ева поседела на несколько прядей.

- Мам...
- Мальчик мой...
- Пусти меня, мам.

      Ева замирает, позволяя сыну вырваться из её рук. Юноша встаëт, и женщина видит, что в один короткий миг он перестал быть тем ребёнком, которому нужно было заплетать волосы.

- Равист нужен, или чокобо... - и он, раздумывая, прикусывает себе палец.

***

- Дальше - пешком.
- Спасибо! - Невра держит сестру под бëдрами, согнувшись под её весом, когда возничий помогает закинуть её на спину. Возничий согласился довести их до конца леса, когда оказалось, что в Баленвии тоже нет медика.
- Удачи, парнишка!
- И Вам здоровьечка!

      Невра не провожал его взглядом, а направился вперëд, на полуостров, где мелькали белые стены спасительного города всего Эль. Главный Штаб... Там точно должен быть медик, так сказала старуха-гном из Баленвии... Они спасут Карен...

      Мать боялась их отпускать, хотела уйти с ними, но старейшина деревни не разрешил. Невра и сам боялся уходить, но старший сын деревенского плотника уезжал на заработки в Баленвию, и Невра, подхватив Карен, ушëл вместе с ним. А от Баленвии - с добродушным продавцом рыбы к концу густого леса в Главный Штаб.

      Там ей помогут... Это же город тех, кому больше некуда идти! Это Штаб-Квартира гвардий! Они должны... Они обязаны!

      Карен была лëгкой, но и идти не близко. Вскоре спина мальчишки заныла, а руки грозились оторваться. Упрямство и страх за любимую сестру гнали его вперëд, но тело отказывалось.

      Ему очень хотелось есть - со вчерашнего утра голодный...

- Помочь?

      Невра резко вскинул голову, пытаясь сквозь прилипшие к лицу из-за пота волосы разглядеть неожиданно появившееся существо. Но он видел только помятую льяную рубашку с заплаткой не подходившего цвета.

- Да, да, прошу!

      Незнакомец зашëл ему за спину и подхватил девочку. Невра выпрямился, громко хрустнув спиной.

- Её в лазарет, да?

      Вампир резко почувствовал, как поднялось в груди волнение, как залило ему щëки, как похолодило спину. Нужно... Нужно...

- Да, только давай быстро! Она проклята!

      И парень, явно старше него, пошëл к Штабу.

      А Невра настолько разволновался, что даже не запомнил его лицо...

     Разве что волосы - белые.

***

      Высокий эльф с рыжей гривой волос приподнял голову Карен, проведя рукой по груди и животу. Невра пытался отдышаться. Как же сильно хотелось ему упасть на колени и приложиться лбом о холодный пол... Но воспитание не позволяло. К тому же парень, предложивший ему помощь, стоял рядом. Не хотелось перед ним показывать слабость...

- Зря ты так волновался, - сказал эльф, - Особо ничего страшного, вылечить за неделю, если правильно всë делать будешь, и лекарства купишь.
- Как... Я?

      Внезапно что-то заглушило все звуки в его голове. Надежда, которую он обрëл, стоило только высадиться из повозки, как-то очень тихо потухла. Так они... Не помогут?..

- Мы только тем помогаем, кто гвардиям служит, - как-будто сказал что-то обыденное и абсолютно нормальное, медик ушëл к своему столу и сел за него, начиная заполнять бумаги, - Другим - нет.
- А если я тоже служить буду! Сколько служить нужно? - вампир подбегает к эльфу, пытаясь отвлечь его от этого поистине неважного занятия, когда в нескольких метрах от него - больная Карен.
- Всю жизнь, - так же обыденно ответил рыжий.
- Буду! - не задумываясь, ответил мальчик, - И две буду, только сестре помогите!
- Две жизни? Какой настырный...

      Услышав совершенно неожиданный голос, Невра резко обернулся, громко вздохнув.

      Май стояла в дверном проëме, постукивая пальцем себя по щеке. Её огромные красные тени над глазами смотрели на Невру с интересом и азартом.

- Здрасте, глава, - поздоровался с ней парень, что донëс Карен до лазарета.
- Привет, Ланс. Дларег меня не искал?
- Искал, - кивнул Ланс.
- Хорошо, что не нашëл, - расплылась в хитрой улыбке тëмная эльфийка, на деле выглядевшая, как изваяние из снега, потом снова продолжила прожигать Невру взглядом, - Так что, ты две свои жизни будешь служить, если сестру излечат?

      Невра ответил не сразу, на какую-то минуту будучи слишком поражённым её красотой. И так и не успел ответить.

- Мне как раз нужны новобранцы. Пойдëшь служить в Тень?

      С образом Май всë резко перевернулось в жизни вампира. Она была такой интересной, такой красивой, неестественно вела себя, но никогда не делала что-то зря. Май в первый же свой шаг в жизни Невры, когда оказалась в лазарете, сделалась его кумиром. Тëмная эльфийка Май с ярко-красным макияжем.

      Невра понимал, что подписывает договор с дьяволом, что не вернëтся больше в Ягут, что не вернëтся к матери, но желание спасти сестру и следовать за образом Май было настолько сильным, что он согласился.

- Смотри, - сказал рыжий, - после лечения у неё волосы могут поменять цвет - там очень ядовитая настойка.

      А Ланс пожелал ему удачи.

"Сколько лет уж прошло с тех пор,
Как ушел я в ночь за звездой
И, бродя средь лесов и гор,
Позабыл дорогу домой."
© Тэм Гринхилл - "Покажите мне дорогу домой".

Дочь луны

Название: Дочь луны.
Персонажи/Пейринги: Эвелейн, ОМП, ОЖП
Жанр: Флафф, ангст
Рейтинг: R
Размер: Драббл
Содержание:
- И как мы её назовём?
- Эвелейн.
Авторские предупреждения: ОМП, ОЖП, AU.
Статус: закончен.

Дочь луны

Служанка открывает тяжёлую дубовую дверь и в ужасе закрывает себе рот ладонью. Потом наклоняется над свёртком, освещая его свечой в подсвечнике.

В кричащем свёртке под дверью - младенец.

Поставив подсвечник на пол, берёт ребёнка на руки и скрывается в богатом особняке.

Через час хозяйку дома разбудили.

- Что случилось? - эльфийка сонно потирает глаза, привстаёт на локтях. Служанка говорит ей шёпотом, чтобы не разбудить спящего рядом мужчину.
- Госпожа, под дверь подкинули ребёнка.
- Что? - женщина тут же встаёт, принимает протянутый шёлковый халат, - Какого ребёнка?
- Девочку. Мы её уже искупали и накормили - у Фирзы недавно родился сын.

Обе тихо вышли из спальни, освещая себе путь свечой. Спустились по лестнице с белым ковром и живыми плетями плюща. Ушли в комнату прислуги.

Там невысокая эльфийка укачивала на руках обёрнутого в чистую простыню ребёнка, уже успокоившегося и лишь с интересом рассматривающего потолок своими глубоко-голубыми глазами.

Хозяйка подошла поближе, наклонилась и взяла из рук кормилицы младенца. Девочка, эльфийка с бледно-фиолетовой кожей цвета лихорадочной луны, как и у всех присутствующих.

- Она местная, - госпожа рассматривает уши девочки под светом зажжённых свечей, - Из лунных эльфов.
- Хозяйка, что же нам с ней желать?
- Как "что"? То же, что и с Улдаром: накормить, накупать, спать уложить.

Дверь скрипнула. Женщина обернулась, прижав ребёнка к груди.

На пороге стоял мальчишка-эльф в ночной рубашке и с запутавшимися листьями в волосах.

- Улдар, сынок, ты почему не спишь? - хозяйка проигнорировала грязь под ногтями сына и ссадину на щеке, только смахнула с его волос листья, когда мальчик подошёл поближе.

Улдар встал на цыпочки, взявшись за материнский локоть и посмотрев младенцу в глаза.

- А кто это? - эльфёнок заглянул в глаза матери.
- Сестричка твоя, - на губах женщины и служанок заиграла мягкая умилительная улыбка, - И как мы её назовём?

Улдар ещё раз посмотрел на ребёнка. Встретился с ней глазами и протянул руку. Девочка схватила его за палец и улыбнулась.

Имя само пришло ему на язык:

- Эвелейн.

***

Слёзы заливали лицо и обжигали глаза. Под ногами - бездна в несколько метров пустоты. Испуганные лица прислуги смотрят на неё со страхом и раскрытыми в удивлении ртами.

- Госпожа Эвелейн, спускайтесь!

Даже не пытаясь сдержать слёз, пытается докричаться:

- Я не могу! Я застряла!..

Ветер раскачивает зелёную крону дерева с застрявшей в себе Эвелейн. С ноги срывается маленькая беленькая туфелька и падает вниз, на землю.

Ей страшно. Она не может спуститься. Только сидит на толстой скрипучей ветке и пытается привлечь чьё-то внимание, кто мог бы ей помочь. За воротами их особняка полно прохожих: лунных эльфов, гномов, летящих белой дымкой бааван ши, изредко проходят мрачные банши с чёрными потёками слёз, феи пробегают по обочине, прижимаясь к стенам домов.

Отца и матери нет дома, брат только завтра вернётся из Святилища Кенария... А она здесь - на дереве, зарёванная и напуганная до мелкой дрожи в пальцах.

Служанки что-то кричат ей, машут руками, пытаются заставить её спуститься. Выманивают, как маленького зверька.

Но Эвелейн слишком страшно даже пошевелиться. Мозг предательски подсовывает картинки её падения: короткий полёт, громкий звук удара, выбитый из лёгких воздух и конец.

Драконов ради, как же глупо было лезть в гнездо алфели за золотыми яйцами!

А ведь ей просто хотелось завести редкого фамильяра.

Ноги и спина затекли,  кончики пальцев посинели от холода. Лёгкое белое платьице порвано - подол свисает верёвкой вниз. Возникла идея оторвать его дальше и, привязав к ветке, слезть. Идея была глупа и Эвелейн поняла это ещё до того, как решилась её осуществить.

Звук открываемых ворот и крик "Господин Улдар!" вселили надежду.

Она оторвала обе руки от ветки, чтобы вытереть слёзы и нормально видеть, обернулась, желая посмотреть на брата.

И соскользнула вниз.

Короткий полёт. Зажатое рёбрами чувство страха рвалось наружу вместе с криком, но не уменьшалось. Наоборот: пыталось сломать ей кости и вырваться наружу вместе с маленьким напуганным сердцем.

Краски мира смешались, размазались, стремительно тянулись вверх, за границы её в миг ставшего туннельным зрения. Только брусчатка двора и осознание - "Разобьюсь!"

А потом всё остановилось так быстро и резко, что ей показалось, будто бы она ослепла.

"Я уже умерла?"

- Хвала драконам! Оракула ради, хвала!

Она застыла в воздухе. До твёрдых камней - жалкие полметра. Эвелейн видит, как слёзы собираются на кончике носа и капают вниз, оставляя на земле чёрные круги.

К ней потянулись руки прислуги, обхватили её. И левитация закончилась.

Ноги коснулись надёжной земли, никуда не уходящей и не исчезающей. Высота ветки дуба осталась где-то над головой, но пальцы всё ещё дрожали и саднили мелкие занозы на ладонях.

Фирза обняла её, заплакала сама, причитая и утешая девочку.

Эвелейн повернулась к воротам, где только что пришедший Улдар пытался отдышаться после заклинания левитации.

Вырвавшись из рук нянек, побежала к нему, не переставая рыдать, но теперь от счастья.

- Брат! - раскинула руки в стороны и подпрыгнула, привычно цепляясь эльфу за шею и вытирая слёзы ему о плечо.

Сводный брат обхватил Эвелейн за талию, приподнял, усаживая себе на руки и смеясь.

- Никогда не думал, что после двухлетнего отсутствия вернусь и увижу такую картину. А ведь я хотел просто сделать сюрприз! Ты зачем туда полезла?
- За я-яйцами-и!

Вечером того же дня вернулись отец с матерью. Оба взволнованные и разочарованные какой-то новостью. Но, увидев вернувшегося с обучения сына, всеми силами попытались скрыть свои страхи и натужно улыбались. Делали они это мастерски.

Несколько канделябров на обеденном столе освещали богатый ужин в поместье высокопоставленного торговца и его семьи. Ели в тишине, только звенели столовыми приборами и хрустели какими-то морскими раковинами, от которых Эвелейн воротило. Девочка устало ковыряла вилкой мясо, тщетно стараясь спрятать куда-то нелюбимый ею жир, который няньки вечно заставляли съесть.

- Эвелейн, почему не ешь?

Названная поднимает голову на сидящую напротив мать - женщину с потрясающими светлыми волосами и выглядящую лишь на двадцать пять, хотя на самом деле их приёмная дочь знала - маме больше ста пятидесяти.

- Я не хочу, - она кладёт вилку на салфетку, убирает со стола руки и виновато смотрит на свои колени, болтая под столом ногами, - Меня Улдар накормил пирожками из Святилища.

Женщина гневно смотрит на сына, тот виновато улыбается.

- Надо же её как-то было успокоить после такого падения.
- Да, а теперь она не ест нормально.

Отец откидывается на спинку резного стула и сыто выдыхает. Его взгляд блуждает по столу с каким-то отчаянием и решимостью. Он всё набирает в грудь побольше воздуха, чтобы что-то сказать, но каждый раз - передумывает. И начинает снова.

Мама кладёт ему руку на плечо. Смотрит в глаза с немой просьбой.

И он решается.

- Ладно... - кладёт локти на стол, поднимая сцепленные пальцы к губам, дальше - говорит в них, сильно приглушая собственный голос, - Дети... Мы решили, что через пару дней отправим вас... Обоих... - сглатывает, снова собирается с мыслями, - В Святилище.
- Но я только приехал! - Улдар роняет нож на тарелку, негодующе и шумно тянет воздух носом, - А Эвелейн ещё слишком маленькая!

Эвелейн молчит, боясь встрять во взрослый разговор. Только переводит взгляд своих голубых глаз с брата на отца и обратно.

- Скоро здесь может быть небезопасно, - мама подаётся вперёд, говорит своим мягким голосом и пытается успокоить Улдара, - А Святилище Кенария - самое безопасное место в Эль.
- Да от чего прятаться хоть?

Ничего не понимая, парень задаёт самый главный и сложный вопрос, заставляющий взрослых замолчать и прятать глаза.

- Нильфандра, - продолжает юный маг, - оплот науки и искусства. Королевство лунных эльфов, демоны меня побери. Нам здесь нечего бояться!
- Улдар... - голос отца обманчиво спокоен, но Эвелейн уже оглядывается в поисках причины уйти из зала.
- Я не оставлю Нильфандру.
- Улдар!

Эвелейн вздрагивает, подпрыгивая на стуле. Смотрит на отца и прячет взгляд.

Над ними ножом повисла тишина, которой можно задохнуться.

Брат тяжело вздыхает и, беря Эвелейн за руку, уводит.

- Пойдём. Спать пора.

***

- Мам...
- Да, милая?

Эвелейн натягивает одеяло до подбородка.

- А почему мы должны уезжать?

Женщина мягко улыбнулась приёмной дочери.

- Потому что... Не все живут так хорошо, как мы. Кочевые народы, они... Думают, что мы не делимся с ними едой и съедаем всё сами, - она аккуратно подбирает слова, поглаживая девочку по запястью.

В комнате Эвелейн тепло, под толстым матрасом грелка, тепло от которой обволакивает ноги и даёт ощущение уюта и семьи. Летняя ночь за окном поёт цикадами и сверчками.

- А давай просто поделимся с ними?

Женщина улыбается куда-то в пол.

- Это вряд ли поможет.
- А что мы будем делать в Святилище? Учиться на друидов?
- Да. Улдар будет заканчивать обучение, а ты только начнёшь.
- Но я не хочу быть друидом.
- А кем ты хочешь?

Эвелейн вскакивает, подбегает к зашторенному окну и одёргивает тяжёлую ткань, открывает, впуская свежий воздух в комнату вместе с пением ночи и светом полной луны. Пальчиком показывает куда-то в даль, на высокую башню со стеклянным куполом. Стекло отражает нависшие над ним мелкие разноцветные звёзды. Выглядит, словно космический маяк.

- Помнишь, мы были в Астрономической башне? - мама подходит к ней со спины, кладёт руки дочери на плечи, - Там каждая колонна - будто живой титан или дракон.
- Да, помню.
- Я хочу быть скульптором.

Женщина улыбается, беря девочку на руки и укладывая на кровать.

Обещает ей, что она станет самым лучшим скульптором на весь континент Эль.

И врёт этим.

***

Ночь сменилась искусственным днём. Звёзды заволокло, и стеклянный купол отражал только горький дым и крики.

Огонь заполнил город.

Эвелейн кто-то тряс за плечо. Нехотя проснувшись, видит испуганное лицо Фирзы, нависшее над ней, словно нож.

- Госпожа... Эвелейн... Вставайте, нужно бежать!

Не успевая задать ни одного вопроса, девочка вскакивает. В спешке надевает предложенный плащ. Эльфийка хватает её за руку стальными щипцами, тянет прочь из заполнившейся красным заревом комнаты.

В окне Эвелейн видит красно-оранжевые всполохи на кирпичных стенах, охваченный огнём дуб, видит свет и чувствует запах гари и дыма. Через открытое окно в комнату влетают чёрные лоскутки пожара. Под потолком - паутины дыма.

Фирза тащит её куда-то, не отвечает ни на один вопрос, только тянет за собой, заставляя бежать и, спотыкаясь, налегать на свою руку всем весом.

Казалось, во всём доме остались только они.

Медленно что-то пробиралось по потолку, дышало жаром и опаляло волосы. Было страшно обернуться и увидеть лицо зверя, что медленно пожирал их дом.

Затрещал потолок, вспыхнули шторы. Хаос заполнил рассудок, как огонь - поместье. Кровь стучала в ушах, гонимая лихорадочно бьющимся сердцем. Голова не соображала.

Страх во время падения показался каким-то правдивым, знакомым: она точно знала, чего боится и что её ждёт. Сейчас же настойчивое чувство паники грызло сердце и не давало понять, чего именно ей стоит опасаться, чего бояться.

Только Фирза, как маяк, тащила её куда-то.

А потом, вытолкнув через чёрный ход дома на улицу, исчезла под обвалившимися балками.

Эвелейн обернулась, кинулась к заваленному прохожу, но вспыхнувший огонь не дал подойти.

Она ничего не понимала...

Взяла в руки подол ночной рубашки, зашлёпала босыми ногами по брусчатке, убегая куда-то вперёд, в неизвестность.

Освещённая пожаром ночь. Густой дым, не дававший дышать, менял очертания знакомого с младенчества города. Издевательски медленно оседающий пепел красил светлые волосы в чёрный.

Ничего не видя, только слышала крики по сторонам, звук резни. Кто-то пел детскую песенку надломленным голосом. И это пугало больше всего.

Дорога была усыпана красными каплями-соцветиями, хаотично распустившимися в ночь падения знаменитой Нильфандры.

Несколько лет спустя этот день назовут Падением Луны.

А прямо сейчас от лунных эльфов оставались только жалкие ошмётки некогда великой расы.

Она упала на колени, разодрав бледно-фиолетовую кожу. Зарыдала. Слёзы оставляли на лице чистые дорожки, а сами, напитавшись гарью, становились чёрными, словно у банши.

Дым и пожарище затягивали верёвку на её шее. Душили, пугали. Медленно изживали её с этого света.

- Эвелейн!

Надежда вскидывает её голову вверх, заставляет замолкнуть, чтобы снова услышать знакомый голос, дабы убедиться, что ей не показалось.

- Эвелейн!

Поднимается на дрожащие ноги, кидается вперёд, в водоворот крика, дыма и пепла.

- Я зде-есь!

И словно провидение, видит лицо брата. Хватает его за протянутую руку.

И королевство лунных эльфов исчезло в истории.

А Астрономическая башня, рассыпав в воздухе свой стеклянный купол, словно стайку подбитых птиц, рухнула.

"Мы сpажались за смеpть, защищая пылающий гоpод,
И тепеpь лишь на паpу часов нам отсpочка дана.
Посмотpи, бpат мой младший стоит - он совсем еще молод.
Отпусти его, князь, за двоих я отвечу сполна!"
(с) Тэм Гринхилл - "Защитникам Шаэраведда"

Спасение щенка галлитрота

Название: Спасение щенка галлитрота.
Персонажи/Пейринги: Валькион, Невра, Карен, ОМП, ОЖП
Жанр: Флафф
Рейтинг: R
Размер: Драббл
Содержание: Спонтанное спасение будущей Шайтан оборачивается началом крепкой дружбы между мальчишкой вампиром и лже-фейлином.
Авторские предупреждения: Насилие, ОМП и ОЖП, AU
Статус: Закончен

Спасение щенка галлитрота

— Ща-ща-ща! — спешно бормочет девочка, пытаясь развязать верëвку.
— Да руби ты!
— В лапу узел впился. Порежу.

      Невра сцепляет вместе зубы, закусывая себе губу. Как же больно, чëрт возьми!..

      Щенок галлитрота зажимает его руку стальными тисками. Пальцами он чувствует свою кровь и его слюну. Рука онемела до локтя, но Невра терпит. Терпит и гладит здоровой рукой щенка между ушей.

— Сейчас мы тебя в Штаб, и как будем лечить! У-у-у, страшно будем лечить, что б не кусалась!
— Думаешь, — Карен, наконец, развязав одну лапу, ей до ужаса жаль брата, — это девочка?
— Ну, да, — вампир зашипел от боли, когда галлитрот неожиданно отпустила его руку, но лишь затем, чтобы схватиться поудобней, на ресницах вампира оказались слëзы, — Хватка какая у тебя… Прям щипцы железные!
— Да что ж ты её хвалишь?
— А почему не хвалить? Она ж не виновата, что какой-то урод её к дереву привязал.

      Щенок лежал с перебитыми задними лапами, за которые и был привязан к высокой ветке. Грудью лежал на земле и, казалось, потерял сознание. Когда Невра подошëл поближе, чтобы развязать лапы, галлитрот кинулся на него и схватил за руку. Карен закричала, испугавшись. Однако Невра вместо того, чтобы попытаться освободиться, сел рядом с мордой и держал пасть занятой, а сестру заставил развязывать лапы.

      Ко всему прочему — галлитрот был слепым. И ещё совсем мелким.

— Всë! — вскрикнула Карен, и лапы с тихим хлопком упали на землю, а окровавленная верëвка мëртвой змеëй осталась висеть.
— Молодец, — хрипло похвалил её Невра, попытавшись встать и поднять вместе с собой будущую Шайтан, — Ты лучше это, беги за кем-нибудь, а то не дойду.

      Слëзно попросив его сидеть на месте, только вставшая с больничной койки Карен метнулась в сторону Штаб-квартиры. Невра хорошо запомнил её взметнувшиеся розовые волосы, что на фоне чëрного дëгтя сохранивших свой цвет прядей казались ярким пятном-мишенью. Ему не очень нравился этот новый вид сестры, эти яркие розовые пряди, оставшиеся после лечения. Но ничего сделать он не мог. К тому же это нравилось самой Карен.

«В следующий раз специально под проклятье лягу, что б всë было розовое!»
«Только попробуй — я тебе твою пустую голову оторву!»

      Невра сел под дерево, держа фамильяра на руках. Он тяжело дышал, а окровавленная рука испачкала одежду в красные облака кровавого зарева. Как же больно, Чëрный Пëс дери… Как же больно…

      Со временем в глазах начинало темнеть, а боль почему-то начала его оставлять, уходя на второй план. Теперь ему было холодно на ещё не согревшейся под предпоследним летним солнцем земле. И очень хотелось спать. Сознание медленно погружалось в темноту, а мысли, став тяжëлыми и скользкими, как-то неожиданно покинули его голову, оставив её пустой и свободной.

      Фамильяр в его руках неожиданно выпустил руку и затих.

      И Невра тоже затих, а очнулся оттого, что кто-то поливал его водой.

      Сначала просто повернул голову в другую сторону, чувствуя, как неудобно ему лежать, а, может быть, сидеть. Но его снова окатило ледяной водой. Влага попала в приоткрытый рот и нос. По глотке поднялся кашель и мозг, как по щелчку пальцев, включился.

      Открыв глаза, встретился с высоким бледно-голубым небом. Кто-то начал толкать его в бок, но осознание этого пришлось с огромнейшим опоздание. И, возможно, вообще бы не пришло, если бы кто-то не схватил его за плечи и не встряхнул. От этого такое ласковое в ожидании осени небо закрыло какое-то пушистое белое облако.

«Не пушистое, — подумал вампир, — Волосатое.»

      Он с огромным трудом опустил голову, смотря на парня своего возраста. Одной рукой он тормошил его за плечо, а в другой держал мокрое ведро. Его белоснежные волосы показались Невре облаком.

— Нормально? — осведомился незнакомец.

      Невра повернулся вправо. Там оказалась Карен, толкающая его в бок, а к ней со спины подходила высокая фигура Май. Потом посмотрел влево. Ограда искусственного музыкального пруда… Он в Штабе?

— Ага, — снова повернувшись к незнакомцу, он кивнул, — Штаб?
— Штаб, — подтвердил Валькион.
— Спасибо, — послышался голос тëмной эльфийки; Невра поднял на неё взгляд и понял, что получит неплохую взбучку, — Ты свободен.

      Валькион перехватил ведро поудобнее, поднялся и ушëл по направлению к сараям, где хранился весь рабочий инвентарь.

      Карен помогла брату подняться, держа его под перебинтованную руку. Мокрая одежда прилипла к телу и раздражала, а земля под ним превратилась в грязное месиво. Пошатываясь, Невра поднял взгляд на свою начальницу. Та прожигала его разочарованным и одновременно озлобленным взглядом. Её всегда тëмно-бордовые губы сжались в тонкую полоску, прекрасно доказывая, что гвардейцы неправы: Май умела показывать эмоции.

— Цель вашего задания? — убрав одну руку за пояс, армейским голосом отчеканила эльфийка.
— Узнать, где храм лешего, — виновато протянула Карен.
— Узнали?
— Узнали, — таким же виноватым голосом, как и Карен, ответил Невра.
— Почему сразу не доложили мне? Почему задержались и позволили всем дриадам себя увидеть? Почему потом разделились? Что за самовольность?! Вы испоганили всë задание! Я отправила вас обоих на проверку, чтобы узнать, на что вы способны. А вы…

      Вампиры опустили взгляд. Невра прекрасно видел, что сестра специально на него злобно глянула, показывая ему, что идея спасать щенка галлитрота была ужасной и что покрывать она его в этом не будет.

— Фамильяра спасали, — тихо-тихо, словно стыдясь своих слов, ответил ей Невра.

      Май отнеслась к этому с огромной долей скептицизма. Скрестив на груди руки, она обвела обоих вампиров уничтожающим взглядом.

      А потом ушла.

      Невра и Карен не знали, радоваться им или нет. Но страх всë таки поселился где-то в сердце. Какое-то предчувствие. И внезапно эльфийка обернулась.

— Иди за мной, Невра. Пора отвечать за свои слова.

***

— Невра из Ягут, — Май стояла под каменным потолком, рядом с огромной эмблемой Тени, аметист в которой, несмотря на полумрак, ослеплял Невру, — ты сказал, что за лечение своей сестры Карен ты прослужишь гвардиям две жизни. Это твои слова?

      Помещение в самом центре Туманного Лабиринта, оно очень похоже на церковь: длинные ряды деревянных лавок, высокий потолок конусом уходящий вверх, факелы по стенам освещают висящие гобелены, за которыми спрятаны потайные туннели под всем Штабом, а впереди, вместо иконостаса и лика Спасителя — знак Тени. И на возвышении, за трибуной, на которой горят старые свечи, чей воск спускается чуть ли не до самого пола, стоит Май.

— Мои слова, — Невра сглатывает. В этой пародии на церковь очень много существ. Они сидят за лавками и смотрят на него, как на добычу, а сам он стоит перед передними рядами лавок, лицом к Май, спиной к проходу.
— Твоя сестра сейчас здорова — Штаб выполнил своë условие. Готов ли ты отвечать за свои слова?
— Готов.

      В Лабиринте холодно, сыро и мрачно. Невра снова сглатывает почему-то слишком обильную слюну. Он волнуется. Казалось, весь город спустился под землю, чтобы посмотреть, как всегда всë знающая Май, легендарная Теневая Охотница и беглянка из Нордскола припоминает всë, что на эмоциях говорил Невра рыжему эльфу. Она припоминает ему все опрометчивые слова и ставит их ему в тяжëлую ношу, которую он обязан вынести.

      И все смотрят на него. Маленький мальчик, что по шутке судьбы оказался в Главном Штабе, который искал помощи, а потом мечтал вернуться к матери, теперь на всю жизнь привязан к этому месту. И нет больше для него ни наполненных до верху бочек с ягодами, которые он давил голыми ногами, ни побережья, ни плантаций винограда, ни раздольных гуляний по соседям, ни даже матери — от всего он должен отказаться только потому, что ему нужна была помощь. И потому, что сказал тогда пару-тройку лишних слов.

      И все смотрят на него со снисхождением и любопытством. Все ждут, что сейчас он откажется, даст слабину, испугается. И они его заранее осуждают. И Невра это понимает. А потому, обернувшись через плечо, смотрит на них с немым укором.

      Ну нет, черти, не дождëтесь!

      И вместо слабости он показывает им расправленные плечи, прямую спину. Сделал глубокий вдох, чтобы казаться больше, сильнее, внушительней.

      Кто-то сзади рассмеялся.

      Невра почувствовал себя униженным.

— Тогда, — Май не скрывает улыбки умиления его видом, — клянись, что посвятишь свою жизнь и жизнь Карен служению Тени. Две жизни, как ты и сказал.
— Я, — Невра сглотнул снова, пряча нервозность подальше, за границу сознания, — вампир Невра из деревни Ягут, клянусь, что до самого последнего вздоха, до самой смерти буду служить гвардии Тени, что будет служить ей моя сестра Карен, и я выполню своё обещание, посвятив всего себя гвардиям Эль, благополучию и защите Элдарии, что поставлю долг перед элдарийцами выше всех догм и правил.

      Май улыбается, удовлетворëнная ответом, но внезапно уязвлённая гордость Невры толкает его ещё на одну клятву. И она уже не веселит эльфийку.

— А ещё я клянусь перед всей гвардией, что стану Главой Тени!

      Воцаряется тишина.

      И вдруг лопается с огромным треском.

      Все смеются.

      Все смеются над ним.

      Невра — посмешище…

      Хочется спрятаться, забрать слова обратно, отмотать обратно время… Но нельзя. Нельзя! Уже нельзя! Он поклялся служить здесь до конца своих дней, а теперь поклялся ещё и встать на место Май. Сказал это ей же! Где, где были его мозги минутой ранее?!

— Туманный Лабиринт, — Май не смеëтся, она серьёзна, как никогда, — не забывает слов и клятв. Потому, Невра, тебе придëтся исполнить и эту клятву.

      Мальчишка поднимает на неё глаза. В них Май видит еле-еле сдерживаемые слëзы обиды. Он хочет, чтобы его признали, чтобы воспринимали всерьëз! Его и его слова. Но все смеются. Смеются, потому что он ребëнок, потому что он несерьëзен. И Невре обидно. Обидно, что с ним так несправедливы.

      Когда все ушли, исчезли за гобеленами, Невра ещё стоял, не шевелился. И Май тоже.

      Казалось, из десятков гвардейцев только она его поняла.

— Иди сюда.

      Вампир идëт к ней, поднимается на возвышение перед пустым иконостасом. Он не смотрит ей в глаза. Ему не стыдно и он не сожалеет о своих словах. Но ему страшно, что его снова высмеют. И особенно — его кумир.

      Глава Тени стоит над ним, как скала. И Невра понимает: она смотрит на него, как на подчинённого, и ей плевать на возраст, на рамки, на статус. Есть она — и она глава, а есть он — и он подчинённый. И Май плевать на всë остальное.

      Раздаëтся металлический щелчок, и вампир заинтересованно поднимает голову.

— Не потеряй.

      Он принимает её брошь, как величайшее сокровище. Знак с луной и вороном, знак с её кофты, на котором в свете огня отливается гравировка — «Глава Гвардии».

— Не носи. Спрячь. Как придëт время — наденешь.
— А… Вы?
— Тебя не касается.

      Вампир смотрит на неё обезумевшими от восторга глазами. У него только что появилась величайшая ценность, величайшее сокровище, и он дождаться не может того момента, когда сможет её надеть и пройтись по всему городу, с нескрываемым восторгом подставляя отличительный знак под лучи солнца и лучи чужих взглядов. Особенно взглядов тех, кто сейчас над ним смеялся.

      И ему становится не так обидно.

      Ведь Май восприняла его всерьëз.

      Мало того, она единственная в него поверила.

— Спасибо… Глава.

***

      Болтал ногами, сидя на крыше беседки. Карен забрали старшие мыть коридоры, а ему делать нечего. Только украл бумажный пакет с ягодами у какого-то торговца. От одного пакета не обеднеет. К тому же этот берифлор слепой обозвал Невру сопляком. Вот ему и возмездие.

      Пока сидел на крыше и грелся на солнце, мимо пронëсся Ланс с каким-то затравленным видом, словно убегал от кого-то. Юркнул в кусты и попытался уйти в сторону ворот. Однако Невра быстро высыпал в рот ягод и, прожевав их, начал обстрел косточками.

      Меткость у него не страдала, к тому же был опыт в обстреле каштанами и косточками с соседской шпаной в родной деревне. Войны за право собирать медовые фрукты на определëнных участках леса были в Ягут кровавыми. Кровь, конечно, была от прилетевшей от врага ягоды, да и сами солдаты были детьми. Но Невра гордился тем, что его солдаты всегда властвовали над пролеском и растущими там фруктами. А чужих они не щадили: каштаном по голове, косточкой в глаз и всë с высоких веток, где их не достать. А после такого мало кто хотел лезть на территорию Невры.

      Ланс словил пулю в лоб, и долго озирался в поисках нападавшего. Нашëл его только после третьего снаряда.

— А ну-ка слезай! — выйдя из укрытия, подошëл к беседке, задрав голову; он уже совсем забыл, что от кого-то убегал
— Не-а, — лукаво улыбнулся вампир, сев поудобней, и стал похож на нахохлившегося чëрного птенца птерокорвуса.
— Я же тебе недавно помогал, а ты!..
— Я тебя уже поблагодарил, а теперь ничего не должен.
— Короче, слушай, — Ланс махнул рукой, решив простить ему обстрел, — тут щас мужик такой пройдëт, здоровый, с пацаном одним. Скажи им, что я в Сад Мандрагоры убежал.

      Невра задумался, задумчиво погрыз ещё ягод, потом задумчиво потëр подбородок и, спустившись чуть ниже, к самому ограждению, в которое опëрся ногами, чтобы не упасть, с хитрой улыбкой спросил:
— А почему в Сад?

      Ланс раздул крылья носа, быстро огляделся, замечая, что преследователь его ещё не появился.

— Да он там искать не станет.
— А что мне за это будет? — и сладко-сладко зевнул, как пригревшийся на солнце мяуликс.

      Обсидианец задохнулся от возмущения, стал быстро перебирать в голове, что предложить сидящему на крыше беседки Невре, но не успел.

— Ах ты паршивец малолетний!

      Юный дракон оглянулся, но не успел сообразить, что увидел, как его быстро схватили за шиворот и встряхнули.

— Выкидыш пëсий, я тебя научу, как дëру давать, мамка родная не узнает! — Дларег держал Ланса одной рукой за шиворот, во второй были две лопаты. Гаргулья так дëргал мальчишку за воротник, что у того заплетались ноги и кружилась голова, — Работать он, недоносок, не хочет! Ты смотри, яка цаца! Тоже мне, тьфу! Ты! — он обернулся на стоящего сзади Валькиона, который, боясь тоже получить от старика, стоял по стойке «смирно», — Здесь копай, и смотри мне, нормально копай, а не как на прошлой неделе! Опять напортачишь — навоз заставлю раскидывать!

      Валькион быстро-быстро закивал, поднимая одну брошенную лопату. Он встретился взглядом с умоляющими глазами Ланса. И покачал головой, отказываясь за него заступаться.

      Ланс задохнулся воздухом от обиды, и, вывернувшись в руках начальника, попытался плюнуть в брата.

— Что удумал, гадëнышь? — гаргулья заметил лишние движения и снова его встряхнул, — Это что за мусор? — глава Обсидиана пнул косточку, валяющуюся на мощëнной плиткой дорожке, которой Невра обстреливал Ланса.

      Ланс быстро посмотрел ему в глаза и с видом, полным ужаса, выдал Невру:
— Это там теневик на беседке сидит, это он, не я!

      На какой-то момент Дларег поверил Лансу и поднял глаза на крышу беседки. Но там никого не было.

— Чë, врать мне удумал?! Май своих так держит строго, что вам и не снилось, щенкам! Что б да у неё кто-то мусорил — да ты меня за дурака держишь!
— Да мамой клянусь, это не я!
— Не давал я вам денег на покупки! — Дларег обернулся к Валькиону, — Ну, выворачивай карманы, что ещё украли?

      Валькион без лишних вопросов вывернул пустые карманы. После этого гаргулья потребовал этого и от Ланса. У того в карманах тоже ничего не было.

— Каруто вам давал с собой что-нибудь? Правду говорите, а то я и у него спрошу!
— Не давал ничего.
— Не давал! — Ланс схватил Дларега за руку, которой тот его держал, и попытался вырваться, — Да пусти, дед, ну больно же!
— Не баба, что б жаловаться! — Дларег отпустил ворот футболки, но схватил его за ухо и повëл в сторону Убежища, — Я к тебе Удона поставлю, что б он за тобой смотрел, что б ты ровно всë посадил, понял?
— Да он же косоглазый! — смирившись, Ланс уже не пытался вывернуться.
— Не звизди мне тут, нормально он всë видит!

      Когда брат с Дларегом скрылись, Валькион выдохнул.

— Вот вам не повезло, а…

      Не ожидая никого услышать, обсидианец подскочил, вертя головой в поисках говорившего, но никого не видел.

— Я здесь.

      Валькион поднял голову. На крыше сидел чудак, который сегодня утром спасал щенка галлитрота и потерял в лесу сознание. Валькион перевëл взгляд на руку, за которую его укусили — рука была перемотана бинтом. А в ней лежал бумажный свëрток с пятнами от ягодного сока. Если бы сейчас рядом был гаргулья — Валькион бы получил по шее, но стоит признаться, что следующие свои слова фейлин получил именно от Дларега:
— Тьфу ты, демоны тебя дери!
— Ты чего? — удивился Невра, подмечая, как злобно на него смотрел мальчишка.
— Так из-за тебя дед теперь думает, что мы воруем! — Валькион нахмурился и быстро подошëл к беседке, — А ну слезай! И иди, скажи, что это ты сделал, а не Ланс!
— Да я за себя отдуваться на хочу, а ты просишь, что б я ещё ради вас по шее шëл получать! — наигранно возмутился вампир, раскрывая свой пакет и продолжая трапезничать, — Ты копай, копай, а то дикий дед ваш вернëтся, и будет тебе ой-лю-лей.

      Валькион бросил лопату и пошëл в сторону Убежища, намереваясь выдать Невру. Однако на середине дороги задумался. И вернулся обратно, принимаясь за работу.

— Это ты правильно, — улыбнулся Невра и лëг на бок, подперев голову рукой. Ягоды стал ловить в воздухе ртом, — Кстати, тут все думают, что Май злобная и строгая. Ничего подобного!
— По тебе видно, — злобно буркнул фейлин, копая яму.

  Через минут двадцать старшие обсидианцы приволокли кусты и деревья. Но помогать их садить не стали. Невру не заметили — тот умело прятался на другой стороне полукруглой крыши. Валькион его не выдал, боясь, что это дойдëт до Дларега и тот решит, что мальчик защищает провинившегося брата.

      Невра сначала долго молчал, полностью поглощëнный ягодами и тëплым солнцем. Потом ягоды кончились, а дел у него так и не появилось. Вампир лежал и смотрел, как Валькион работает. Но вскоре и это ему наскучило. Но занятие он нашëл себе достаточно быстро.

— Я Невра, — сказал вампир, слезая с крыши и подходя ближе к своей новой жертве, — Мы с сестрой тут вторую неделю. В Тень пошли. А ты? Этот громила вообще кто? Глава Стражи?

      Валькион долго молчал, не отрываясь от работы. Он был глубоко обижен на Невру за то, что, пусть и не специально, но он их всë-таки подставил.

      Но, чего греха таить, Валькион очень устал: Дларег заставлял работать постоянно, прерываясь только на обед и тренировки. Тренировки, кстати, были ещё болезненей и трудней постоянной работы. У мальчишек болели спины и были натëрты пальцы, боль в мышцах стала постоянной, как и не исчезающие с тела синяки и ушибы. Однако гаргулья их видом был доволен. Его намëтаный глаз прекрасно видел, что из двух сопляков, что к нему попали, легко можно сделать двух обсидианцев. Вот только если Ланс, поняв, что с дедом не договориться, стал прибегать ко всему, лишь бы вырвать себе выходной, Валькион решил проявить терпение и просто плыть по течению, потому огребал в разы меньше. Общую ситуацию ухудшало ещё и то, что они с братом оказались самыми младшими в гвардии, а по тому каждый второй считал своим долгом "поставить их на место".

— Чë молчишь? — Невра выглянул из-за его плеча.

      Наверное, общая усталость сделала Валькиона более-менее разговорчивым. К тому же и ему была ведома скука от однообразно и вяло текущих дней.

— Я Валькион, — не отрываясь от копания, представился парень, — И дед не из Стражи. Он из Обсидиана. Стражей заправляет Хамон. Ты что, не знаешь?
— Не-а, — пожал плечами Невра, — Кроме Тени, Света и Стражи я вообще никого не знаю, — и улыбнулся.

      Валькион замер, смотря на Невру озадаченным взглядом.

— Ты что, тест не проходил?
— Что за тест?
— Ясно… — фейлин продолжил копать, но вид у него был крайне озадаченный, — Тест на гвардию, куда тебя отправят.
— Я как только пришëл, так меня Май к себе забрала вместе с сестрой. Сказала, что вампиры — это редкость.
— Так ты вампир…
— Ага. А ты? Я что-то определить не могу, кто ты…

Валькион на секунду замер, сглотнув. Потом кинул в сторону лопату и поднял молодое деревце, усаживая корни в яму.

      Ему не хотелось признаваться, что он фейлин. Вроде бы неплохим был этот Невра, разве что разговорчивым сильно. Но это тоже не плохо. А сейчас он скажет, что фейлин, и вампир скривится и уйдëт. И опять, кроме как с Лансом, Дларегом и его младшим сыном Элмагроном поговорить даже будет не с кем. А все, кому он признавался, пусть и врал, что фейлин, смотрели на него с какой-то примесью омерзения, словно перед ними стоял не юный гвардеец, каждый день работающий на благоустройство Главного Штаба, а какой-то мерзкий сгусток всего самого худшего, что есть в мире.

      Но Валькион понимал, что если скажет, что не фейлин, а кто-то другой, или если откажется отвечать, то Невра от него не отвернëтся. Но дружба эта будет ровно до того момента, когда вампир узнает его, пусть и ненастоящую, но расу. И это будет не настоящий друг, а пародия. А такие Валькиону не нужны.

— Фейлин я, — и отвернулся, зная, что сейчас произойдёт.
— Прикольно.

      Валькион резко развернулся к Невре лицом, неаккуратно взмахнув лопатой, что чуть не саданул ею вампиру в лицо.

      Он уже хотел спросить, что значит это «прикольно», почему он так отвечает. Но не успел и слова сказать, как перед своими глазами увидел брошь Тени, указывающей на то, что принадлежит она главе гвардии.

— Смотри, Май подарила! Я будущий начальник всей гвардии! — и лицо вампира засияло таким восторгом и радостью, что Валькион даже забыл спросить, почему ему всë равно на то, что он фейлин, — Сегодня утром при всех поклялся, что стану главой, а она мне свою брошь подарила! Классно, да? Классно?

      Валькион действительно был удивлëн. Если бы Дларег отдал ему значок, то… Нет, это совершенно невозможно! А он… Вторую неделю в гвардии, посвятили только сегодня утром, а уже…

      Необычным Валькиону показался этот Невра. И дракон, боясь спугнуть эту его необычность, которая ему так понравилась, решил не спрашивать о том, почему он не чурался фейлинов.

— Ну, главой гвардии тебе всë равно не стать, — по-доброму улыбнулся дракон и продолжил закапывать корни молодого деревца.
— Это ещё почему?!
— Потому что будущие главы Тени не едят на крыше центральной беседки.
— А будущие главы Обсидиана не сажают в клумбах деревья! — обиженно прикрикнул на него вампир, спрятав своë сокровище куда-то во внутренний карман жилетки.
— А я и не хочу быть главой, — пожал плечами Валькион.
- Ну да, конечно...

"Меня бы мой наставник,
Наверное, убил,
Ведь он на воспитанье
Потратил столько сил.
Но я беспутным вырос
И нет пути назад,
Но мне бы не хотелось
Предстать его глазам."
(с) Тэм Гринхилл - "Я непутёвый рыцарь".

Элдарон. Пролог. Нытах и Эсмарилл

Название: Элдарон. Пролог. Нытах и Эсмарилл.
Персонажи/Пейринги: Белояр, Беломир, Ноирин, Нисса
Жанр: Ангст, экшн, пародия
Рейтинг: R
Размер: Драббл
Содержание: Элдарон - город беженцев, собравший в себе весь сброд нашего мира: от куртизанок и гладиаторов до бастардов. Но когда из сожжённой деревни Нытах выжило двое детей, а из Эсмарилла бежала банши, начались проблемы...
Авторские предупреждения: Насилие
Статус: В процессе
     

Элдарон. Пролог. Нытах и Эсмарилл.

Пахло дымом, кровью, гарью. Хотелось пить, умыться и сбежать.

Наверное, его успокаивали эти мысли о воде.

У мамы были чёрные от сажи лицо и руки. Этими руками она, обнимая их, оставляла на их рубахах чёрные мазки. Он посмотрел на брата и понял - конец всему существует. И им не повезло родиться так близко к нему.

И очень жалко маму. Где-то на грани сознания прочно сидела мысль: она этого дня не переживёт.

- И никогда... - она встала перед двумя мальчишками на колени, - Никогда! - голос её дрогнул, она сглотнула комок в горле, который тут же выдавил из её глаз кристально чистые слёзы, чертившие на её щеках чистые полосы, - Не ходите на восток. Никогда!

Он лишь слабо кивнул. Брат же разрыдался, кинувшись ей на плечо.

Потолок над головой горел, в воздухе - пепел. Лёгкие и горло жжёт. Всё в красном от бившего во все окна искусственного зарева, созданного из жаркого огня и пролитой крови, свет с разлитыми на нём рыжими бликами. Стол в комнате отбрасывает длинную косую тень на дощатый пол.

Мальчишкам жарко и страшно. Пот струится по телу и пропитывает одежду. На белоснежные волосы оседает пепел.

В золотых глазах Белояра и серых Беломира - удушающий ужас, рвущий сердце и заменяющий кровь на стеклянную крошку, что, пульсируя с каждым ударом больного органа, рвёт всю кровеносную систему.

Сквозь кроваво-огненное зарево пробивается звук. Сначала - голоса. Много. Они смешиваются друг с другом в неразборчивый чёрный гул, с каждой минутой надвигающийся на них чёрной массой, несущей за собой злобу и что-то необъяснимо страшное.

Потом - топот. Быстрые шаги, словно спугнутая стайка птиц, мягко ступающие по подушке из золы, а потом - глухо и громко по поваленным деревянным домикам горящей деревни.

Мама затолкнула их в подпол. Сверху на люк перевернула сундук с вещами. Беломир догадался: чтобы их не нашли. Брат молчал.

Через трещины между половицами на мальчишек падал свет, разрезая их на длинные ломти кровью и огнём. Они сидели на коленях, временами стряхивая с ног наползавших с земли жуков. Белояра трясло. Они смотрели слезящимися глазами в эти заполненные светом трещины. Дышать здесь, внизу, было легче. Ноги мамы замерли над их головами, она кашляла и цеплялась руками за перевёрнутый сундук.

Скрипнула дверь и внутрь забежали незнакомые страшные тени. Внутри всё сжалось, похолодели пальцы. Крик подступил к горлу, но было слишком страшно кричать. Беломир тоже затрясся. Над ними происходило что-то страшное: топтались ноги, мама кричала, упал бросавший косую тень стол, а чужаки молчали.

Надломленным женским голосом раздался крик.

И потом мама перестала кричать.

Белояр вздрогнул, навалившись Беломиру на плечо и зажав рот рукой. Потом быстро, словно бы увиденная картинка обожгла его, уткнулся лбом в землю, пытаясь проглотить рыдания обратно, запихнуть их себе в глотку. Тело, упавшее на пол, перерезало кровавые лучи, погрузив детей в тень.

На них сквозь трещины половиц смотрели глаза.

Что-то тёплое и влажное просочилось через пол и упало к их ногам влажным шлепком и металлическим тёплым запахом.

Белояр начал раскачиваться на земле, мыча себе в руку. Из них двоих он первый понял, что произошло.

Мамины глаза смотрели на них через щель пола. Глаза - запотевшее стекло, недвижимое, с замершим по ту сторону ужасом. И вокруг этого тёмного пятна с мамиными глазами - чужие тени и ноги.

Маму убили.

Потом её схватили за руки и потащили наружу.

И только тогда стало тихо.

После того дня на холмах остались только обгоревшие скелеты домов, опалённые псы, медленно умирающие на сожжённой земле, чёрное от клубов дыма и пепла небо, да двое грязных мальчишек, братьев-близнецов, - Беломир и Белояр, - выброшенных в незнакомый и такой огромный мир.

Так погибла деревня Нытах.

***

Река шумела где-то внизу, подпрыгивая к самым ногам и бросаясь брызгами. Она была как-то садистски весела, эта чёртова река, её забавляла эта ситуация, так больно ударившая по самолюбию Ноирин. Ветер бросал ей её же волосы в лицо, разрывая видимую картинку металлической паутиной, делая из её обзора разбитое стекло. В боку кололо, во рту пересохло, удушье раскалёнными пальцами схватило её за горло.

Было страшно? Да.

Выход был один - бежать. Бежать дальше. Дальше от чернильных скал, укрытых белым покрывалом вечной мерзлоты, дальше от пропасти с плескающейся на дне холодной водой, дальше от замка из камня и стекла, дальше от чёрных дублетов с синей нашивкой эдельвейса, дальше от всего, что живёт в этом монохромном чёрно-белом краю. Дальше от дома. Дальше от всей своей жизни.

Чуть не оступилась. Вниз из-под ноги полетела каменная крошка. Река проглотила её с жадностью и наслаждением.

Впереди узкая тропинка над пустотой и холодной водой сворачивает налево, огибая выступ скалы.

Стоило только повернуть, уйти вслед за каменными стенами природы, создавшей этот высокогорный клочок мира, прижаться спиной к холодному камню, как налетел колючий холодный ветер, неся с собой ворох нескончаемых острых снежинок. Он стал рвать на ней чёрную куртку, путать волосы, рассыпая их по плечам.

Ноги дрожали... Колени подгибались от усталости.

Все они - предатели. И ноги, и колени, и преследователи.

Река шумит ещё громче.

Попыталась перевести дыхание, отдышаться. Но кислород опускался в лёгкие толчками, холодом и болью. Успела прикрыть рот прежде, чем закашлялась.

Ноирин страшно устала бежать. Теперь она вспоминала о своей мягкой постели с нежностью и любовью. Хотелось лечь на перину, вытянуть ноги и накрыться толстым одеялом. И чтобы служанка положила грелку под матрас.

Но вокруг - холод, горы, снег. И у неё больше нет права на королевскую ложу.

Шаги...

У дворцовых стражников тяжёлая обувь: они издают ужасный топот.

Снова кинулась вперёд, с сопротивлением выбросила своё тело в ветер и ворох белого снега. Страх гнал, делал из неё жертву, заставляя забиваться во все углы, метаться от стены к стене, и искать спасения от тех, кто когда-то каждый божий день преклонял пред ней колени.

Но бежать дальше было невозможно - надвигалась метель. А преследователи не могут остановиться, пока не догонять её, пока не загрызут, как свора борзых псов.

А вода всё плещется и шумит...

Она оставляла за спиной всё: дом, последнюю родню, верных и кротких слуг, родные коридоры и залы, комнаты, знакомые с младенчества витражи, свою историю и двадцать два года жизни.

А ещё гильотину, взгляд синих глаз с балкона, взмах родной руки, велящей опускать лезвие.

Это был нонсенс: казнь у банши.

Но Ноирин была уверена в одном, только в одном.

Она не умрёт ни сегодня, ни в ближайшем будущем.

Но жить дальше, как жила, уже невозможно.

Шаги ближе...

Если бы это только видели родители... Это был позор! Позор на всю семью, на весь род. И для всех именно она - семя позора, сорняк в их блестящем саду.

Но ведь это же не так... Не так же?..

Дорога кончилась, словно перерезанное тело змеи.

А топот ног - за поворотом.

И вода... Холодная, жадная вода где-то внизу, во тьме.

Поднимает голову. Над ней - чистое утреннее небо. Рассвет. Свет стекает с горных пиков, отражается от снега и бьёт в глаза яркостью и блеском. Солнце бледное, затянутое размазанными по нему облаками, кидающимися на горные массивы, как овцы под нож мясника.

И пусть она тоже будет такой: овцой под ножом.

Когда дворцовая стража ступит на то место, где была она, они не увидят ничего. Только чёрные камни, вечные снега. И вода будет подлизываться к их ногам, проглатывая Ноирин в, казалось бы, последнем полёте.

Её никто не выдаст. Её никто не сдаст. Сизые горы никогда не разговаривают.

Солнце поднимается выше.

***

- Моя Госпожа, леди Ноирин пропала.

Дыхание сбилось.

- Вы преследовали её?

- До самого конца окольной дороги. Возможно, она прыгнула в воду.

Она подавилась вздохом. Прижала палец к тонким губам. Серебряный венец тончайшей работы мастера держал её волосы. Сердце зашлось лихорадкой.

- Тогда почему вы сами не прыгнули следом?

Стражник не отвечает. Опускает голову, боится смотреть ей в глаза. Но злить Ниссу - ещё хуже.

- Только прикажите, Ваше Высочество...

Она прикажет, и они прыгнут. Она прикажет, и они умрут. Так было всегда. И так всегда будет.

Взмахивает рукой, отпуская его. Мужчина в чёрной куртке поклонился ещё раз, прошёлся через весь зал и исчез где-то в слепых коридорах Ледяной Короны.

"Безрассудная... Безрассудная!"

Нисса встала. Её туфли прозвучали по мраморному полу её собственным сердцебиением: частым, испуганным, взволнованной стаей птиц над гнездом, куда кралась предательская змея.

В мозгу единственной мыслью пульсировало: "Найти! Найти!.."

Наконец, остановилась. Писарю в углу зала крикнула властно и несдержанно:

- Во все уголки Нави, в каждый город, в каждый край! Эсмарилл ищет предательницу Ноирин-Жанну Эсмарилльскую, бывшего главнокомандующего Сизых гор. Она преследуется за политическое предательство собственной Родины. Наказание... - она садится на трон, раскладывает руки на коленях, выпрямляет спину, почему-то следующие слова убивают её саму, - Смерть...

И Ниссе, Наместнице Эсмарилла, в чьих руках вся власть, совсем не хочется её смерти.

Венец не удерживает её волос, и высокая причёска стреляет локонами, падающими на её плечи стальными стрелами.

Кажется, сердце не выдержало.

А спина - ровная.

Дларег

Название: Дларег
Персонажи/Пейринги: Валькион, Ланс, Мико, ОМП, ОЖП
Жанр: Драма, ангст
Рейтинг: R
Размер: Драббл
Содержание: Никогда не был великим, никогда не был хорошим отцом, но в глазах некоторых - единственный и любимый. Рабское прошлое одного из самых известных обсидианцев.
Авторские предупреждения: ОМП и ОЖП, AU, насилие
Статус: Закончен

Дларег

Руки сжаты над головой в жесте молитвы. Впечатываясь лбом в согнутое колено, гаргулья тихо молится пустой стене.

Его богов здесь нет. Есть лишь пустота.

- Поднимайся.

Эльфийских шагов, как всегда, не слышно. На песке старых полов, погребённых под трибунами кровавой арены, каждый раз провожают на смерть. Иногда Дларегу кажется, что его след, оставленный поверх сотни таких же следов, последний.

И каждый раз он возвращается. И клянет себя за слабость.

Свободу можно выиграть... Нужно лишь постараться.

И, смотря им в глаза, - таким же невольным рабам, желающим свободы, - он готов разодрать себе глотку.

Почему его желание оказывается сильнее их?..

Воздух в помещении сушит глотку. Но выходить под небо не хочется.

Там лишь кровавый песок, который въедается отравой в тело.

Его пинают по ноге. Дларег шипит. Затёкшие в кандалах руки опускаются и он встаёт. На две головы выше своего личного смотрителя. Оба смотрят на друг друга с презрением.

- Там, - эльф указывает пальцем вверх, - сидит Его Величество, так что ты должен устроить зрелище.

Это его сорок третье зрелище.

- Короче, сделай, как умеешь... Давай, каменный, пошевеливайся, - направляя молодого парня за плечо, эльф выводит Дларега в коридор. Впереди, как смертельный пожар, маячит солнечный свет, разрезанный на кусочки прутьями решетки.

Перед выходом ждали стражники с натянутыми луками. Смотритель снял с него кандалы. Шевельнется не в ту сторону - и окажется утыканный стрелами, как баузер - перьями.

Перед ним решетка, за которой ветер гонит пыль с железной крошкой. И все это пахнет кровью и потом. Иногда - мочой.

И он, гаргулья, покинувший свой храм на зло семье и храмовникам, - король этого вонючего песка, стен в ржавых потеках, рваных тканей, укрывающих зрителей от солнца, король решёток, отделяющих узкие коридоры смертников от круглой арены.

Он король этого места и этого сброда, пришедшего посмотреть на него. И все это он сам устойчиво сравнивает с кучей.

Решетка поднимается. С лязгом железных цепей, со скрежетом стальных зубов. Первое время его это оглушало, теперь же - не заботит. С него снимают кандалы.

"Дла-рег!! Дла-рег!! Дла-рег!!!"

Крик толпы оглушает. Крик сотни душ, сотни глоток, горланящих его имя. Гаргулья стоит ногами в луже света, разлитой в этом душном городе на северном побережье Лунд-Мулхингара каждый день.

Песок уже царапает его ноги в порванных сандалиях.

Делает шаг вперёд. Ныряет головой в это яркое ненавистное солнце, показывающее его кровожадной толпе таким, какой он есть - уродом, которого не должны были выпускать за пределы родного храма, уродом с каменной кожей цвета мрамора, уродом с гигантскими шрамами на спине, уродом с изрезанным лицом и хищной улыбкой под дьявольски-жёлтыми глазами.

Просто уродом.

Просто уродом, умеющим доставлять публике удовольствие.

Он окружён. Окружён зрителями, своими почитателями, окружён толпой, сидящей на лавочках, длинные ряды которых вздымаются до самого неба, закрывают его от вечернего солнца, мелькающего в облаках, как бельмо в глазу.

Он окружён их фальшивой любовью.

Их мерзкой, отвратительной и зловонной любовью, которая кончится, как только он проиграет очередному "непобедимому", на которого поставят огромные деньги.

Он ненавидит эльфов...

Решетка с лязгом опускается за его спиной. В воздухе парят лепестки золотых роз, кинутые зрителями в знак их любви к нему. Они оседают на песок, на его грязные белые волосы. На его душу они оседают паразитами.

Солнце играет в каждом лепестке загнанным в клетку зверем.

За ним наблюдают тысячи глаз, сотни душ, сотни глоток, но никто не видит, с какой злобой он втаптывает ближайший лепесток в грязь.

С балкона, где сидело Его Величество этого балагана, ему кидают меч в ножнах.

На Длареге только льняные штаны, рубашка без шнуровки, и широкий кожаный пояс.

- Дамы и господа!! - горланит хозяин арены, и голос его разливается в этом море существ дёгтем, - Сегодня наш последний герой, выходец из храма Черной Птицы, гаргулья Дларег, встретится с великаном Булавой, созданным в лабораториях Его Величества!!

Толпа разрывается, кричит, беснуется... Делает всё, лишь бы подействовать Дларегу на нервы.

Решетки с другой стороны стены поднимаются, и оттуда, тащя за собой "вечернюю звезду", выходит создание в пять раз выше ростом самой гаргульи. Лишённое глаз и рта, с руками и ногами, напоминающими слоновьи, великан внушал страх.

А почему тогда Булава?..

И Лунд-Мулхингар затихает...

Каким образом он распорол ему брюхо, Дларег не помнит. Помнит только, что ему было чертовски больно. И глаза... Глаза слипались. Он стоял в месиве из крови и серой массы великана, весь в чернильной крови, весь пропахший гнилым мясом. И все это - он, король этого месива.

Он терял сознание под овации. Овации, под которые его осыпали лепестками золотых роз. Они липли к телу, к его обмазанному Булавой телу.

До ста смертей, которые должны были даровать ему свободу, осталось не так далеко...

Всего лишь сто убитых. Сто лишенных жизни. Сто таких же, как и он, - жаждущих свободы. Сто тех, кто сам готов посчитать его в своей сотне.

В полумраке за решеткой устойчиво пахло прокисшей кашей.

Очнувшись, Дларег приложил руку к голове. Он ещё жив. Хотя голова, кажется, так не считала. Башка раскалывалась, нагретая под лучами арены. Хотелось пить. Отчаянно. Под собой он чувствовал лужу ещё теплой крови, натекшую из разбитого плеча и длинной рваной раны на ноге.

Осмотревшись, по запаху определил, что за его решеткой лежит плошка с тухлым мясом.

Корчась и стискивая зубы от боли, опираясь о стену, гаргулья подошёл к прутьям. Упал на пол мешком из кожи победителя.

Рука его тянулась к этой несчастной плошке, забытой каким-то надсмотрщиком. За ее край вываливался тухлый бок с прожилками жира. На нем - личинки.

Он тянулся здоровой рукой, тяжело дыша и боясь потерять сознание.

Всего лишь дотянуться... Всего лишь взять в руки... Неужели это так трудно?

Когда в глазах стало темнеть, Дларег зажмурился. Ненависть к собственной слабости разъедала его тело, как кислота. С каких пор он не может всего лишь дотянуться до этой треклятой тарелки?!

Почему он стал таким слабым?

В темноте закрытых глаз он почувствовал, как лег под его пальцы деревянный край.

Дларег открыл глаза и подтянул тарелку ближе, взял в руки.

Тухлятина воняла нестерпимо. Взяв мясо в руку, он побил его о край, вытряхивая насекомых, и выбросил куда-то за решетку, подальше от носа.

Подвернул штаны и снял с одного плеча рубашку.

Личинки копошились, извиваясь своими белесым телами. Мерзость... Вроде бы гаргулья и понимал, что это тоже жизнь, но Черной Птицы ради! Какая гадость...

Морщась и убеждая себя, что так нужно, парень загреб насекомых в руку.

Длинная рваная рана на ноге загноилась, кровоточила. Задетая мышца бедра пульсировала болью. И от ощущения копошащихся в ней паразитов стало ещё омерзительней.

Но так надо.

Колатая рана на плече была чище, не такая глубокая. Но порцию омерзительных гадов она тоже получила.

Пусть копошатся.

Дларег забил последнего белого червя пальцем поглубже, выровнял их, чтобы не вываливались. И, поддавшись стону боли, откинулся спиной на прутья.

Хотелось выть.

Ударившая в голову молодость выгнала его из родного храма в Нордсколе. Он долго путешествовал. Но, ввязавшись в какую-то очередную войну за Портал, проиграл эльфам. И оказался здесь - в Сильмаре, портовом городе Лунд-Мулхингара, известном своими гладиаторскими боями.

- Ты мастерски владеешь мечом, дорогой друг.

Дларег попытался резко вскочить, но, едва оторвав спину от прутьев, с давленным стоном откинулся назад.

Незнакомый, внезапный голос его напугал. Здесь, в этом месте, где воняло всем и болью, никому нельзя было верить.

Дларег обернулся, гневно оскалившись.

- Что, деньги проиграл, да? Прости, сдохнуть я ещё не собираюсь!

Его грубый голос прятал страх. Страх, что от незнакомца в длинной черной  мантии и в непомерно большом капюшоне можно ожидать чего угодно. Яда, кинжала меж ребер, плевка в лицо, грубости, попытки его выкупить (глупости, Дларега не продавали)...

Лучшая защита - это нападение.

Гаргулья не знал, кто перед ним, кто и зачем пришел сюда. Почему к нему?

Страх перед каждым встречным подтачивал его, как болезнь.

Внезапно рука в черной перчатке в стремительном атакующем жесте вышла вперёд.

Гаргулья дернулся, отползая от прутьев.

Рука незнакомца застыла соединёнными пальцами вниз. Ими он за горлышко держал две склянки из мутного зелёного стекла.

"Яд," - первая и последняя мысль Дларега.

Незнакомец не смеялся и не ждал, когда гаргулья сам их возмёт. Наклонившись, мрачная фигура ставит их между прутьями, между стальными ребрами клетки Дларега.

- Болеутоляющее и заживляющее. Никаких фокусов.
- С чего это вдруг? - гаргулья щуриться. Лож. Это яд. Самый настоящий яд.
- Я просто увидел в тебе кое-что.
- Что?! - парень вспылил, и его громкий вопрос эхом ходит в помещении, повторяясь в голове сотню раз. И так и не затихая.
- Жажду свободы, - голос незнакомца не меняется, никаких лишних интонаций, никаких лишних чувств. Даже нет лишних движений - он каменное изваяние похлеще гаргульи, - Ты убиваешь не для того, чтобы выжить. А для того, чтобы жить.
- Избавь меня от философии!
- Скольких чемпионов ты уже убил? - новый вопрос, заставший гладиатора врасплох.
- Сегодня... Сорок третий.
- Ты планируешь дойти до сотни?
- А у меня есть выбор?!

Он молчит, смотря тьмой из-под капюшона в лицо раба. Тьмой выразительной, тьмой живой... Тьмой настоящей.

- Зависит от того... Веришь ли ты в то, что после сотой смерти тебя отпустят.
- Верю, - не задумываясь, говорит Дларег, - Верю, черт бы тебя побрал! Таковы правила арены!

Они не могут нарушить правила. Гаргулья себя в этом то ли убедил сам, то ли истинно верил... Не разберёшь. Но это был единственный луч надежды для него.

К тому же там, под небом свободных, его ждал сын.

Ещё один стимул выбраться из этого ада.

Незнакомец вздохнул, быстро схватился за края ткани и стремительным движением снял капюшон.

Гаргулья долго рассматривал его. Его невозможно было не узнать, это создание. Но ему казалось, что здесь скрыт какой-то подвох, что он что-то упускает... Пытаясь найти это глазами в лице собеседника, Дларег понимал, что не может этого сделать.

- Ты ведь... Огрихма Объединитель Диких Королей?

Полукровка сдержанно улыбнулся, кивая ему головой с копной волос цвета сажи.

- Все верно. Не веришь?
- Нет, - не задумываясь.
- Твое право. Я приду на твою сотню, если ты доживешь.

Когда Огрихма ушел, гаргулья бросил взгляд на оставленные им зелья.

Яд... Действительно ли яд?

Объединитель Диких Королей, Огрихма Но-Траун, прославился тем, что смог объединить все дикие народы Эль, чтобы отразить нападение Лунд-Мулхингара и Нордскола, которые материками зажали Эль в тиски. Объединив ламий, орков, троллей, кочевников-гоблинов, мар, леших, ундин, мантикор, абаасов, бааван ши, абнауай и других, Огрихма защитил сначала острова Кенария, потом вместе с фэнхуанами отразил нападение эльфов на Южное побережье. И сейчас является главой гвардии Света в освобожденном им же Главном Штабе.

И для него Лунд-Мулхингар был закрыт, но... Это был он. Без сомнений, это был он. Тот, кто дал название единственному перевалу Сизых гор. Огрихма...

Живой герой был здесь. Был здесь для него.

Боясь передумать, Дларег выпивает предложенные зелья залпом.

Кто был сотым, гаргулья не помнил. Помнил только, как он поднимает голову, чувствуя, как стягивает виски запах крови. Как волосы слипаются от бьющего кровавого фонтана.

Он поднимает руки, смотря на затихшую в приступе обожания толпу. Вся арена - его обитель - окрашена в красное зарево. И он посреди них всех - живой и свободный. Единственный. Заслуживший.

- Сто убитых! - кричит гаргулья, смотря хозяину арены в глаза, - Такова цена моей свободы!

Эльф трёт козлиную бороду, обводит глазами публику.

"Нет!"

Одно слово и три его буквы раздирают сознание Дларега на части.

Зрители, притихшие в приступе эйфории, вскакивают со своих мест, кидают в него цветы и деньги.  И все они становятся единым существом, единым организмом и единой глоткой отказывают ему в этом:

- Нет! Нет! Нет!!

Из каждого правила есть исключение.

Как загнанный зверь, Дларег озирается, крутится. В каждом лице он видит нового врага, достойного его стали. В каждом. Каждое лицо и каждая черта - его палач. И он ненавидит их. Ненавидит огнем и сталью. Желает им смерти.

Почему ему отказывают?..

Вечером того же дня ему не спалось. Лавка в его темнице кажется не просто жёсткой - неудержимо горячей. Хотелось убивать, отомстить. Они, так поглощённый чужой болью и смертью, желающие кровавого шоу, никогда не были рабами.

И они не имели права пленить его.

Он рвал собственное сердце в приступе гнева и злобы. Всепожирающих гнева и злобы.

Где-то проходят пьяные смотрители. Говорят на эльфийском. Гаргулья слышит стук деревянных кружек и запах хмеля. Ни слова не разобрать в их пьяном бормотания. И не надо. Его это не волнует.

Через несколько минут он слышит журчанье воды.

- Ну что, чемпион? - говорит один на общем, возясь со штанами, - Как вкус свободы?..

Стремительный рывок и пьяный смотритель падает под прутья решетки.

- Ах ты гнида! - второй быстро хватает у стены длинный деревянный шест и пытается достать гаргулью через прутья. Тот уходит назад, к стене, куда эльф не достаёт.

Выругавшись на него, оба уходят. Один отплевывается, гневно на него смотря. Теперь Дларег попытается не есть несколько дней. Мало ли что он туда бросит. Как не яд, так дрянь какую-то.

Гаргулья задумывается. Арена обязана была его отпустить, но публика была против.

Нечестно...

Руки чесались кому-нибудь свернуть шею. Желательно - хозяину. Вот только бы добраться до него...

- Ты всё ещё хочешь освободиться?

Поднимая голову, гаргулья видит уже знакомый провал капюшона. Он забыл о нем... Забыл о старом обещании этого полукровки.

Надежда взрывается в нутре Сверхновой.

Подскакивая, гаргулья кидается к прутьям.

- Любой ценой!

Как Огрихма освободил его, своровав ключ, как сам Дларег освободил остальных гладиаторов, как они, вооружившись, вышли на арену, он не помнил. Точнее, помнил смутно. Только красные всполохи, крики, лязг стали. Битва.

И отрубленную голову у себя под ногой. Голову хозяина арены.

Она была мягкой, струилась красным.

Это была свобода. Её кровавая цена.

Первый корабль на Эль стал его. Там же он попрощался с Огрихмой.

- Мне нужны такие гвардейцы, как ты, - глава гвардии Света улыбается массивными клыками, - Может, передумаешь? Заберёшь сына и пойдешь к нам?
- Нет, - Дларег качает головой, протягивая руку для рукопожатия, - хочу ещё погулять на воле, порезвиться.
- Обещай хотя бы, что задумаешься.
- Обещаю, Огрихма. Как только состарюсь.

Полуорк-полуэльф пожимает покатыми плечами, принимая крепкое рукопожатие.

- Тогда буду ждать, Дларег из храма Черной Птицы.

Когда погиб Огрихма, Дларег стал главой Обсидиана. Как и обещал - к старости.

Когда Енуки взял в ученицы рыжую Корнелию - Дларег привёл в Штаб Мико.

Когда старший сын Дларега сбежал из дома, на его же пороге показалось двое мальчишек. Говорили, что младший из двух фейлинов сильно похож на своего наставника. Мико не верила: у Дларега глаза яркие, жестокие, у Валькиона - медовые, ласковые.

Когда не стало старшего сына, Корнелию изгнали.

Когда погиб Енуки, Мико стала лисой с железными зубами.

После Дларег взял Ланса своим приемником и покинул пост.

Когда погиб Ланс - надавил на Мико и выдвинул Валькиона.

А потом старик гаргулья остался один.

Последнее изменение внесено Rastoropsha (16-07-2022 в 12ч53)

---

Обитаю в зале артистов - и нашёптываю истории

С открытием. Безмерно благодарна за самоцензуру, позволяющую публиковать работы на форуме

---

[/center]

Josephine, надо же, никогда не думала, что есть кто-то, кто уже знаком с "Лысым" (я думала, что его умение привлекать читателей давно того... в землю), кроме одного человека, которого я знаю.) Отдельное спасибо.))

Sirenaesp, а я безмерно благодарна, что не сижу сейчас за решёткой бана за все эти поверхностные намёки на насилие и подзаборный мат. Спасибо).

---

Обитаю в зале артистов - и нашёптываю истории

Вааааа как круто!!!
С открытием!!!
Прочла на одном дыхании, у вас явно талант и такая элдария вполне себе неплоха!!!
Вдохновения Вам и побольше радуйте нас обновлениями.
☆*:.｡.o(≧▽≦)o.｡.:*☆

PlavaLaguna, вааааай, спасиииибо))), попала мне прямо в сердешко).
Это не талант, это подгорание от канона)))))))).
Прямо сейчас готовлю Эвелейн, ждите на днях))).

---

Обитаю в зале артистов - и нашёптываю истории

Edelaen, рада видеть тебя на моей заросшей чертополохом поляне.
Надеюсь, что-то из нашёптанного фиолетовыми цветками тебе понравится.
Буду рада тебе всегда. Заходи.)

---

Обитаю в зале артистов - и нашёптываю истории

Я в восхищении. Прочитала все работы, они прекрасны - интересные с "живыми" персонажами и со своей атмосферой, которую можно прочувствовать при прочтении, испытав сразу несколько эмоций. Как по мне, вполне вписываются в мир Элдарии и в истории её персов. "Дочь луны" в особенности понравилась. Вдохновения, с нетерпением бужу ждать обнов <3

---

Людей надо бояться. Нечисть страшна только в сказках.
           

Josephine, а я в восхищении из-за того, что ты в восхищении).
Даже не сразу тебя узнала. Новый образ отличный))
Очень рада, что тебе не колет глаз обильное наличие ОСов. Но это только пока я не закончу с детскими временами канонных персонажей. Дальше планирую их потихоньку выводить.)

---

Обитаю в зале артистов - и нашёптываю истории

Весьма интересно и интригующе, пролог мне нравится. Почитала бы продолжение. Желаю тонну вдохновения <3

---

Людей надо бояться. Нечисть страшна только в сказках.
           

Джозефина, продолжение на самом деле уже есть, просто я особо не горю желанием публиковать здесь что-то кроме Элдарии. Это я так, решила немного побаловаться и выложила.
Спасибо).

---

Обитаю в зале артистов - и нашёптываю истории

Обнова)))спасибо!
Приятного мне чтения ^^

Обнова, ура! Хатико дождался.
Оу, это мощно. Зарисовка вызывает бурю эмоций, атмосферно и, как всегда, прекрасно.

---

Людей надо бояться. Нечисть страшна только в сказках.